Антоний Джурич: САМАЯ ДЛИННАЯ ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА

Предисловие к рассказу Антония Джурича «НАЈДУЖИ ЛОВ НА ЧОВЕКА» — «Самая длинная охота на человека» для русских читателей, плохо знакомых с историей послевоенной Югославии, необходимо.

---

История простого сербского человека, Велемира Зарича, волей судьбы и Божьего Провидения, вступившего на путь борьбы, в начале с немецкими захватчиками напавшими на его родину — Сербию, а затем с режимом «псевдо коммуниста» Иосипа Броз Тито, пришедшему на смену королевской, довоенной Югославии, потрясающая, невероятная по сегодняшним меркам, правдивая и честная по своему изложению.

Война с немецко-фашисткими агрессорами в Югославии и одновременная гражданская война в ней между собой, сербских национальных сил — четников Дражи Михайловича с одной стороны, и партизан-коммунистов И.Б. Тито с другой — вот исторический фон на котором происходит действие героев в рассказе.

Как нелегко он мне этот перевод давался. Но постарался честно и достоверно точно подойти к теме рассказа. Даже во сне снился герой Велимир Зарич. А я ведь в тех краях, где воевал и скрывался Велемир Зарич,  бывал несколько раз, В городе Ужице, на Златиборе, в Мокрой Горе в Дервенограде, в Пожеге, в  Белой Земле. Прошёл, проехал  по местам Боевой Славы «Ужицской республики» (Западная Сербия), где начиналось первое боевое сотрудничество четников и партизан-коммунистов в борьбе против немецких оккупантов. Где оно, кстати и закончилось. А жаль! Вместе бы они! Без Тито и его подручных Ранковича, Карделя,  Джиласа отвоевали бы и создали вновь могучую страну Сербию от Мраморного до Адриатического морей, друга и союзника России в борьбе с мировым злом. Но «история не терпит сослагательного наклонения». Значит будем надеяться на лучшее будущее Сербии и России. Ура!!!

Надо учится истории! Ещё не улеглась кровь в жилах, от последних войн Югославии, Ещё не все жертвы тех войн похоронены и не все отомщены. Хотя история учит, что она, т.е. история ни чему не учит. Печально. Но жизнь продолжается.

Читаем и переживаем за настоящего Героя Сербии, за Витязя Велемира Зарича!

Олег Шабалин

Антоний Джурич: Самая длинная охота на человека

Ничего в этом мире, я убежден, не происходит без Божьей воли. Ну и ни эта встреча с Велимиром Заричем в американском городе Милуоки, которая настолько была страстно желаема, не могла состоятся без этого благословения.

Я на первых порах, при встрече, не мог поверить своим глазам: Велимир Зарич! Как будто, на мгновение, вышел из легенды, чтобы, как подобает сербскому хозяину, встретить гостя, и чтобы опять же, ярко и чисто, в легенду вернуться.

Я долго, в течение многих лет, спрашивал о нём, надеясь, на встречу и разговор, надеясь к рассказам, которые были распространены о нём, добавить  и личную исповедь.

И вот награда за эту настойчивость: передо мной был высокий, еще крепкий человек, несмотря на течение многих лет. На гладком лице, с едва заметным морщинам, большие очки, за которыми живые глаза, смотрящие за каждым движением пришельца.

Я понимаю эту настороженность, потому что я знаю, что только благодаря этому, ему удалось пережить бурные события и встретить эти годы. Зарич, без сомнения, единственный сторонник Равногорского Движения, который оставался не схваченным в сербских горах, целых двадцать лет. Уже это обстоятельство является достаточным, чтобы вызывать интерес: как, несмотря на столькие преследования, выжил и как, несмотря на многие засады, перешел через границу, и добился свободы.

Сразу после окончания войны и позже, о нем говорили, правда, больше шепотом, как о чуде, невиданном. Слагали о нём, в Ужицком крае, удивительные истории, те, которые долго помнят и с удовольствием пересказывают: то его видели в центре города, обедал в отеле, оставил сообщение под тарелкой… то замаскирован под офицера, то под крестьянина с деревянной кадкой златиборского сыра на плече.

История получила «крылья»: не берёт его пуля, окружали его, стреляли в него из карабинов и пулемётов, но тщетно; будто невидимая сила, проводит его через «обережный обруч» и освещает ему пути спасения.

Воображение и реальность переплетены, дополняемы, поэтому отсюда трудно распознать, что есть правда. А правда то, что его немцы искали четыре года, а последователи Иосипа Броза – двадцать! Столько Велимир Зарич провел в лесу. С 1941 года до 1961 года.

Пытаюсь представить себе человека, который, по странному стечению обстоятельств, вынужден 20 лет жить в отеле: спать на мягком матрасе, есть по желанию, встречать людей, разговаривать… И все же, он одинок, жаждет тепла семейного дома, желая встреч со своими, самыми близкими, в некоторых моментах ему хотелось бы по крайней мере поласкать детей…

Легко представить себе, как это было Велимиру Заричу в лесу. Пробираться в самом деле, через погони и засады, когда его держат в перекрестье прицела, когда железными вилами протыкают стога сена, когда преследователи с помощью верёвок спускаются в глубокие, давным-давно пересохшие колодцы, помышляя, что в их тьме, внизу, скрывается человек, тот которого они ищут.

Под ружейными стволами, ударяя их прикладами ружей, гнали его домочадцев, с одного на другое место, перекидывая конюшенный навоз, словно он, хоть бы и временно, пока не отгремит погоня, мог оставаться в этом страдании. Останавливали воду в желобах мельницы и таким образом прерывали звук жернова водяной мельницы и ожидали на ней, не будет ли слышны его дыхание или кашель. Измеряли и сравнивали внешнюю и внутреннюю толщину стен, домов, сараев, мельниц и с математической точностью констатировали возможные двойные стены. Искали по садам и лугам, заглядывали в каждую травинку и трещину в земле, искали на кладбищах, смотрели свежие могилы, считывали буквы на могильных крестах.

Днём обыски, ночью – засады: нарвётся, думали они, на ствол.

И так – двадцать лет! Напрасно! Они знали, что он жив, но упрямые преследователи и сами начали верить рассказам, что он неуловимый.

Три раза немцы, как в народе говорят, кровно оскорбились. Сначала в Брджанах, потом в Штавице, на узкоколейной железной дороге, которую контролировали оккупационные солдаты, он остановил состав и захватил пушки, гранаты и другое оружие. Конвоиров поезда, немецких солдат, он отпустил, что бы, как бы не дошло до возмездия над невиновным гражданам, по жестокому принципу неслыханному в истории войн – сто сербских голов за одну немецкую.

В третий раз сделал подвиг достойный восхищения: в ночное время, только ему бог весть знаемым дорогам, переправил шесть тысяч винтовок и 12 тонн боеприпасов, из Малого Мокрого Луга до Равней Горы. Дезориентируя все погони и в селе Драгине, под Коцелевой, рапортовал Драже Михаиловичу, что выполнил задачу. Спустя месяц был награжден Золотой медалью Милоша Обилича.

Гестапо, которое никак не могло примириться с этими дерзостями, то что перед носом ускользнули грузы оружия и боеприпасов – разослало своих многочисленных агентов по Сербии, для того, чтобы выйти на след оружия и организатора.

Зарич не был в боевых подразделениях Дражи Михаиловича, он был офицер разведки, чьи отчеты, чаще всего посылались через Раковича и Рачича, командиров корпусов, и были они абсолютно точны и верны. Сам Бог знает, какими усилиями достигались эти  ценные данные.

Днём жил как волк, ночью как гайдук[1] – таким образом, можно сказать, что к концу войны, ещё жил и существовал  Велимир Зарич. Еще в начале войны, в 1941 году, когда ему было только двадцать семь лет, и позже, когда появились коммунисты, поклялся, что ни одной из вооружённых сил, не попадет живым в руки. У него не возникала нужда использовать оружие, этого риска остерегался, как «огня», потому что он сознавал, что обойма пулемёта должна оберегать себя. Этот отличный разведчик не таит, что использовал опыт бывших гайдуков – он знал, что в каждом отряде имеются неосторожные люди, склонные к опасности и приключениям, которые могут быть смертельными. Был некоторое время с братьями Стояновичами, Миланом и Алексом, своими соседями из Мачката, которых любил, как братьев родных, и с бывшим пилотом Милиёй Евтовичем, которого он очень ценил, из-за его честности и большого интеллекта. Евтович, однако, был неосторожным – признался одному знакомому, что намерен бежать в Грецию; привел и название ресторана в Белграде, в котором его можно найти. И нашли его, но не те, которым он оставил сообщение, но те, от которых он бежал. Судили его в г. Ужице, судья Мико Цицварич, который уже тогда был глубоко запачкан в крови, осудил его на смерть. Они его убили, однажды ночью, палками, под Живковичевой водяной мельницей во Врелах. Один из мельников тогда думал, что они убили Велимира Зарича. В то же время, пропали и братья Стояновичи: Милану, после многих страданий и испытаний удалось перейти через границу, в то время как судьба Алекса трагично завершилась. За ним, конечно, по приказу полиции, пришел неизвестный человек, что бы его перевести через границу. А граница была «первой бездной» – в которой его никогда никто больше не видел.

В горах около Прибоя Зарич встретился с Божом Белицой и Српком Меденицой и двенадцатью людьми в их отряде, вооруженных до зубов, готовых немедленно убить каждого, кто называет себя коммунистом. Заричу, только в некоторой степени была известна военная биография Белицы: он был без малого три года партизанским офицером, но когда  коммунисты убили его брата – он пошел в четники. Для того, чтобы мстить. Зарич быстро простился с этой группой и отправился сам, своим путем. Как волк-отшельник.

Будет четыре горы, почти в семнадцати годах его жизни, которые стали в его представлении домом: Тара, Романия, Копаоник, Златибор. Родное село Качер редко навещал, только когда не мог сопротивляться желанию обнять мать и поцеловать руку отца.

От этого тихого человека, лишённого ненависти и желания мести, можно ожидать, что он расскажет обо всем, что пережил, только не о – укрывателях. А они должны быть, конечно, иметься, потому что без них живое существо, не могло бы провести в лесу столько много лет. На Романии, он вспомнил заветы Старца Вуядина[2] своим сыновьям, о не выдаче своих укрывателей. Он (т.е. Зарич) бы предпочел говорить о божьей коровке, которая ему составляла компанию и с которой он приятно „говорил“, в то время как она совершала круги на его ладони… Или о летучих мышах, с которыми в пещерах Романии, пытался наладить контакт. Однажды в его убежище, из которого из-за погони не смел выйти, он увидел змею. Вспомнил отцовский совет: змею, говорил он, не требуется убивать, она является хранителем семейного очага. А это убежище и есть его очаг. И так, на небольшом пространстве, смотрят долго друг на друга два недвижных создания: человек и змея. Её яд, он знал, будет смертельным, он должен непременно предупредить её. Медленно, смотрел на неё одним глазом, приготовив рогулину. Подкараулил её неловкость и захватил. И стала она безобидной – ручной. И когда он покинул убежище, он освободил змею – пусть идет своим путём.

Говорит с огромной печалью в голосе, через какие это страдания прошли его родственники:

— «Скучаю по отцу и матери. Мне кажется, что я несправедлив к ним – они подарили мне жизнь, и я оставляю их в недоумении: жив ли я.

Однажды неожиданно явился ночью, осторожно, как всегда, когда я был уверен, что нет никого вокруг. Селяне, устав от осенних работ и сбора плодов земли – в глубоком сне. Не подозревал я какое несчастье привлеку на своих домочадцев, а я и не мог поверить в то, что коммунистическая власть сделает из моих односельчан своих доносчиков. Отец похвастался двоюродному брату, что я жив, он это шепнул другому и – идёт весть, где не нужно. Арестовали моих: отца, мать, сестру, двух братьев. Пытали их два месяца в Ужицкой тюрьме. Не признались, что они меня видели, но «Озна»[3] просто воспользовалась обманом: то, в чем якобы «призналась» сестра Грозда явилось поводом, чтобы истязать остальных членов семьи… брату моему Стояну, связали руки и ноги, между ними протянули палку, подняли за ступни ног и били безжалостно по ними. Лилась кровь, но твердое сердце: не заговорило.

Жарко, младшего брата, искалечили: прикладывали ему провода с электротоком за ухо, за шею, били его электротоком и пекли, лопались его вены, нервы его сгорели.  Остался пожизненным инвалидом. Жил, как калека, нетрудоспособный, еще десять лет.

После двух месяцев мучений они отпустили их, надеясь, что я приду, чтобы увидеть, что с ними стало. Разместили засаду и ждали. Хотел я тогда, чтобы убили меня на дворе отцовского дома. Имеет ли смысл, думал я про себя, жить, когда мы так мучим родителей, сестру и братьев? А и как, опять же, поднять руку на себя? Бога разгневать, и священники не захотят меня отпевать. Сдаться – эту мысль, я сразу же отверг, поклялся, что я не буду ничьим рабом.

Один раз на рассвете, в то время как я скрывался в землянке недалеко от дома, я услышал стук, условленным знаком. Проходит некоторое время, и стук повторяется. Я уверен, что это кто-то из моих. Поднял крышку и увидел брата. Показывает мне пистолет.

— Они дали мне пистолет, чтобы убить тебя!

— Кто? – спрашиваю шепотом.

— «Озна»!

— И ты согласился?

— Пытали меня, всё  у меня онемело от дубинки, едва держусь. Я сказал: дайте мне пистолет, я его убью, если он появится. Так я, думаю, хотя бы на некоторое время избавить домочадцев от  страдания. А ты знай: не буду тебя выдавать, не буду тебя убивать. Бог бы меня проклял, люди презрели бы, от стыда не смел бы, выйти из дома.

Так говорит мне брат. И еще говорит:

— Запомни и эти слова: если ты увидишь неких людей, вместе со мной, стреляй без пощады, убивай и меня и других, знай, что я сошел с ума и что я тебя предал.

Бедные мои братья! Бог и они знают, что они все претерпели. Раз так, что бы запутать следы и чтобы спастись от мучений, братья сообщили, что я в землянке, но только тогда, когда я нашел другое укрытие.

Даже это им не помогло, арестовали их снова в 1949 году. Пытали их, били, истязали, потом выпустили. Казалось что нет больше пользы от них ни Богу, ни людям. Но они быстро оправились, живучие Заричи, Бог их оберегал. Двумя годами позже доставили их в суд: осудили отца и брата Тому на восемь месяцев тюрьмы, Стояна, образованного торговца, на два года. Брат Жарко без суда был приговорен к пожизненному изувеченью. Мать, к счастью, не судили. Обоснование суда: „скрывали бандитов“. А я ведь был их сын и брат.

Когда Стоян вышел из тюремного заключения, я был далеко от дома, на Романии, но я позже узнал всё, что вокруг него и вокруг них, моих родственников, происходило. Стояну не давали работу, отец и мать изнемогли от побоев и старости, сестра вышла замуж, брат калека, неспособен работать, второй брат вдали от дома – не имеют ничего, чтобы выжить. Несчастна вся семья.

Нашёлся, в это злое время, хороший человек, некий Ачимович, торговец, делопроизводитель; он нанял Стояна на своё усмотрение, но «Озна» приказала, чтобы его немедленно уволили. Пускай выдаёт брата, потом мол получит работу. Помогал ему, в некотором роде, чтобы  не пропал от голода, и некий Лимич. Привожу эти имена, чтобы знали, что были и хорошие люди. Арестовывали Стояна каждый понедельник – знали, что днём ранее, в воскресенье, он бывал в селе, так что считали, что мы встречались.

Навязался моему брату на шею, один владелец кафе из Ужицы, мой якобы друг, поклонник. Боится, сказал ему, за меня, боится, что меня поймают. Сообразительный мой брат видит, что это ловушка, что тот несомненно, работает на «Озну». Не смей, случайно, где-то сболтнуть что-то о Велимире, предупреждал его владелец кафе. Ни слова, ни буквы. Не верю, что его убили, но его, конечно, пытали. Смотри, мне ты можешь поверить во всём. У меня есть связи с нашими в мире, я мог бы его туда довести до границы.

Защищался брат, как мог, сказал, что не имеет ни малейшего представления обо мне, что не верит, что я жив, слышал, говорят, что я погиб у той водяной мельнице во Врелах. Нет, сказал владелец кафе, я уверен, что он жив.

Владелец кафе не выпускает брата из виду, всё вроде как случайно встречаются. Один раз ему принес сукно в подарок. Получил его, говорит, из Австрии, от некоторых его друзей, эмигрантов. Брат по-прежнему осторожен, знает, что это идёт от «Озны», сукно, в самом деле, приманка для меня.

Принял мой брат подарок и оставил его в доме. В надежном месте. Больше охранял это сукно, чем любые вещи. Ждал только, чтобы увидеть, что же произойдет. И действительно, в один прекрасный день, владелец кафе ему предложил, принести кусок сукна, как бы ему, говорит, надо прибавить кусок на жилет. Видит, брат, сколько сейчас времени – приносит  кусок, а владелец кафе и «Озна» заключили, что не давал он его мне.

Через месяц владелец кафе жалуется брату, – потерял, дескать, этот кусок материи, просит другого. Брат принёс.

После начали другую игру: пожелал владелец кафе увидеть наш дом, хотел, я думаю, лично осмотреть, чтобы найти подсказку. Брат согласился, угадал, что он хочет. Лучше показать, чем быть арестованным и избитым. Привёл владелец кафе еще одного,  говорит, что тот будет везти их. Тот представился, как шофер. Заметил, в пути, мой брат, как милиция перед этим шофером салютовала. Ему было ясно, что это едет их человек из «Озны», но делал вид, что всё в наилучшем порядке.

Когда брат пригласил гостей  и показал им владение, владелец кафе пожелал, когда уже были там, увидеть нашу сестру Грозду, жившую в соседнем селе, чтобы спросить, дескать, есть ли у неё яйца для продажи. Поехали туда, Грозда их пригласила в гости, а владелец кафе сделал ей предложение, чтобы она собрала много яиц, что потом он будет приезжать на машине, чтобы их забирать, так что бы она с транспортировкой не мучилась. Хочет, во что бы то ни стало, поддерживать связь с домом, что бы присматривать. Все это было тщетно, я был далеко, на Копаонике, в безопасности, среди честных людей.

Начали уговаривать брата, чтобы он женился. Сказала ему, одна женщина, что пришло время жениться, зря проходят  годы, что останется неженатым, как и его брат. Брат сказал, что с удовольствием женился бы, но не может найти хорошую жену. А она тут же подхватила: найду ему, говорит, хорошую жену, из добродетельного дома, из города, а не какую-то селянку.

Поиграл немного мой брат с ними: хочет увидеть какую ему жену «Озна» выберет – понимая, что захочет она проникнуть в его дом, чтобы через неё узнать что-то обо мне. Когда дело было доведено почти до конца, брат передумал, говорит, что он грубый и ему такому грубому, нужна крестьянка. Так и эта комбинация рухнула.

Брат женился позже, по своему выбору, была и свадьба, и мать замечает вокруг неизвестных людей – пригласила их зайти на торжество, знала достоверно, что они были из «Озны».

Так протекли лет семнадцать, как я провёл в лесу. Весной 1961 года я был на горе Романии, спускался в Сараево, знал в нём некоторых людей. В это время начали писать, что будет большой праздник, который состоится в г. Ужице. Приедет и Тито. Вся «Озна» будет, я пришел к выводу, сосредоточена в этом городе, все будут заняты заботой о Тито.

У меня было тогда удостоверение личности на ложное имя. Я направился по направлению к г. Ужице. Две гранаты и пистолет я носил на поясе под копораном[4]. За два дня накануне этой церемонии, я прошел через украшенный Ужице. В Руме я переоделся в современную гражданскую одежду. Прекратив путешествие, после 17 дней, оказался я в Мариборе (Словения, СФРЮ). Река Драва мне, как ориентир, убежище в подлеске, снасти для рыбалки – обман для себя и других. Идя вдоль реки, я молился Богу, чтобы сейчас, в этом судьбоносном часе, Он был со мной. Ракеты периодически освещали пространство передо мной. Я видел, в каких промежутках времени выпускают осветительные ракеты. Двигался я ползком долго, может быть целый километр, и остановился за одним деревом. Дождался восхода. Тогда я понял, что я в Австрии. Я пошёл наугад к Вене. По дороге я наткнулся на одного мотоциклиста, словенца, из Клагенфурта, он отвёз меня в полицию.

Там, в полиции, первые испытания и первая кровать с постельным бельём: после почти 17 лет! Никто мне в тамошней полиции не верит, что я столько лет провел в лесу, скрываясь от погони. Ожидая переселения в Америку, я работал на одном заводе около Беча. Три письма я оттуда послал моим на село: первое, я подписал, как Милэ Божич, третье, как Вилбалд Зарич. Они получили их и узнали мой почерк. С тех пор прекратились мучения моих домочадцев, но не прекратились погони за мной: в лагере я узнал, что некие неизвестные люди, расспрашивали обо мне. Гвардейский офицер Слободан Здравкович и Ратко Ранчич ускоряли моё переселение. Я прибыл наконец в Милуоки (штат Пенсильвания, США).

Изучил ремесло, стал сварщиком и получал 10 долларов в час. В это время, на 20 долларов, и большие семьи живут в достатке неделю. Я заработал солидную пенсию…»

В своём великолепном доме, в Милуоки, в котором с женой Радмилой, учителем, проводит дни, Велимир Зарич ведёт долгие беседы с ветеранами Равногорского  Движения, которых в этом городе более чем достаточно. Тема всегда одна: как помочь несчастному сербскому народу, которому правление Броз Тито принесло величайшее зло. На пороге восьмидесятого года жизни, Велимир Зарич не может ничего делать, кроме как отзываться на каждую просьбу о денежной помощи.

Раскрывает своё завещание, что если не доберётся живым на родину, а надежда о том есть, то его земные останки ближайшие родственники перенесли бы и похоронили  на родовом кладбище у подножия Златибора.

Его родственники надеются, что его, с Божьего благословения, дождутся, увидят его, пока он жив.

 

[1] Гайдук – слово турецкого происхождения, означающее разбойника, но в сербском языке оно несёт положительный смысл, если речь идет о человеке, который разбойником стал из-за несправедливого угнетения, ради борьбы за справедливость – прим. переводчика.

[2] Герой сербских былин – прим. переводчика.

[3] Югославский аналог НКВД, Смерша – прим. переводчика.

[4] ку́ртка (крестья́нская и вое́нная)

Из недавно вышедшей книги очерков Антония Джурича «Били смо украс човечанства», издательство «Духовни луг», Крагуевац, 2015.

Перевод Олега Шабалина