Драгош Калаич был выдающимся сербским художником, писателем и политиком XX века. Без преувеличения, он обладал «надмирным» взглядом на происходящие как на родине, так и на планете события. Его личность до сих пор окутана ореолом тайны, несмотря на то, что Калаич постоянно был на виду и вел активную общественную деятельность. В России он знаком, скорее, узкому кругу балканистов и интеллектуалов, но и сам серб, и его труды достойны того, чтобы быть открыты более широкому кругу. В интервью с другом художника, известным режиссером Драганом Милорадов Чирьяничем мы вспоминаем, каким на самом деле был Драгош Калаич и какой след он оставил в жизни своего народа.
– Расскажите, как вы познакомились с Драгошем Калаичем? Вы стали с ним друзьями, соратниками, или просто знакомыми, наблюдавшими за деятельностью друг друга?
– Перед отъездом в США в середине 1980-х я встретил Драгоша Калаича в редакции «Литературных новинок», чтобы предложить ему перевод книги Феллини о кино. Он сразу начал говорить по-итальянски. Он не был высокого мнения о Феллини как о режиссере-декаденте. Переубедить его в обратном мне не удалось, но вскоре через знакомого я оказался в редакции еженедельника «Дуга», где Драгош редактировал раздел культуры. Будучи молодым и образованным «правым», я быстро завоевал благосклонность Драгоша. Была небольшая группа националистических коллаборационистов, которые представили новые тона и аргументы пробудившегося сербского самосознания. С тех пор я время от времени пишу рецензии на определенные телепрограммы, а также на книги и фильмы…
Рассказывая о Драгоше, человеке, которого я вспоминаю с гордостью, я частично пишу свою биографию, переживая любимые моменты духовного роста и близости с этой необычной и неординарной личностью. Я могу смело сказать, что Драгош, после моего отца, оказал на меня наибольшее влияние. Он был реализацией и воплощением сербского гения в отчаянных обстоятельствах нашего поражения. Могу только представить, каким бы он был, если бы жил в «золотом средневековье» сербского государства…
Мы часто сидели в компании его лучшего друга Александра Лончара, еще одной необычной личности «тайного Белграда». Оба – эрудиты высочайшего ранга, они рассказывали нам о несостоявшейся и порабощенной банкирами Европе, о декадентском и властолюбивом рок-н-ролле, о другом «темном лице» Америки, о ЦРУ, контролирующем наркомаршруты мира, о связях Уолл-стрит и коммунизма, о Хомейни и его революции, спасающей Иран от объятий Америки, о гражданской войне в Испании и генералах Франко в защите испанской короны от коммунистического переворота, об Эрнсте Юнгере, Дри ла Рошели, Отто Вейнингере, о евреях, о женщинах… Смотрели у нас в «Синематеке» немецкие фильмы межвоенного периода, утверждающие семью, государство, нравственность… Картина мира существенно отличалась от официальной картины, поддерживаемой СМИ и системой образования. Это была последовательная и правдивая картина нашего европейского поражения.
Приближались годы югославской катастрофы. Взгляды на Слободана Милошевича стали поляризованными. Драгош занял прогосударственную позицию и поддержал Милошевича, видя в нем возможное удачное сочетание национальных интересов Сербии и социалистического государства, не подпадающего под власть международного капитала. Александр с подозрением относился к коммунистическому происхождению Милошевича и его жены. Постепенно дружба потеряла свою теплоту. Драгош продолжал защищать дело государства. Я примирительно предложил встретиться в Мадриде через год, на площади Сибелес, когда вернусь из Америки. С улыбкой и звоном бокалов провожали меня в дальний путь. Александр любил Испанию, куда часто ездил.
Больше мы никогда не виделись. Александр дважды был в Америке, где мы общались. Он не понимал и не одобрял поведение Драгоша. Было ясно, что для сербов война без Драгоша была бы не такой, она не имела бы того же цвета. Героизм, который он прославлял, останется оклеветанным и запятнанным «миротворцами».
Александр внезапно скончался в 1995 году, когда его соседи были изгнаны из Хорватии «Бурей». Он даже дожил до бомбардировки Сербии НАТО в 1999 году, год окончательного отрезвления сербов от того, что Америка значит сегодня…
В конце 1990-х я работал с Драгошем над сериалом «Монблан», в котором были затронуты все важные темы, связанные с «сербским вопросом», от Негоша, Кралевича Марко, сербских пророчеств, культуры Винчи, сербско-кельтских связей, Милоше Црнянском и важности брака до проблемы геополитики.
В одиночестве, во вдохновенных монологах или в воодушевленных беседах с собеседниками, он размышлял о судьбе Родины. «Монблан» был «обсерваторией» Сербии. Он вырастил нашу новую элиту, людей особой породы.
– Каким человеком, на ваш взгляд, был Драгош Калаич?
– Драгош Калаич — человек, который в максимально возможной степени соглашался с тем, за что публично выступал, со своей личной, частной моралью в отношениях с людьми. В частной жизни он ничем не отличался от публичного. При том, что он не был каким-то «ходячим памятником», он был воплощением добродетели, человеком из плоти и крови, серьезной личностью, преданной друзьям, семье и обязательствам. Воинская дисциплина на работе, в непринужденные моменты веселья с друзьями он всегда был остроумен и одновременно учтив, без тени лукавства. В его компании царило благоразумное расслабление. Как в суде. Рыцарь, заботливый как друг, он замечал каждую тень изменения настроения или чего-то, что угнетало человека, задавал вопросы и помогал советом. Честность без иллюзий. Я никогда не замечал, чтобы он кого-то подкалывал. Даже в добродушных шутках была доля обязывающей серьезности, то есть без злого умысла или сарказма. Разговоры всегда имели некоторый смысл обострения отношений или конфликтных точек зрения, которые выявляли мотивы или шкалы ценностей. Всегда преимущество общего над личным. Он понимал человеческие слабости и использовал их для оправдания чьих-то плохих поступков. Но не на войне. Войной должна руководить решимость!
Драгош был своеобразным сочетанием жизни и искусства. Он как бы отождествлял жизнь и искусство. Идея и живая мысль в движении.
Для тех, кто махнул рукой на себя, настойчиво или упорно грешил, он обладал порой ужасающей строгостью. Своим отношением он требовал личностного роста. Что отличало его от большинства, так это его разборчивое отношение ко всем формам обыденности.
Я помню, как он жестко критиковал политическую активность некоторых наших друзей в продвижении княгини Елисаветы и ее поддержку Демократической партии, которая была продолжением коллективного Запада. С приходом демократии патриотический выбор Сербии оказался под угрозой. Оккупация Сербии в 2000 году далась ему тяжело.
– Интересно, что некоторые люди обращали внимание и на его мистическую энергетику, таинственный образ и привлекательность для женщин. Так ли это?
– Драгош — поэт в древнем смысле этого слова, философ, художник и пророк одновременно. Гость среди своих, он обладал аурой чего-то первобытного, соприкасающегося с нашей сущностью. Магнетизм чего-то далекого.
Он был красив и мужественен, с глубоким баритоном в голосе. Это, естественно, привлекает женщин. Умный одновременно. Женщинам нравится находиться в компании таких людей. Он наслаждался эросом разговора. Вероятно, он воздействовал на первобытные чувства привязанности как носитель тимоса, мужской творческой энергии. Всегда непредсказуем. У него было очарование духовного «лифтера». От его личности исходила необычная аура свободы и бессмертия.
Он был «денди» забытой и побежденной Европы. Человек, неподвластный моде и «правильному мышлению». Он поставил под сомнение общераспространенные и навязанные модой ценности.
Он был верен своему выбору, своему браку, пока они длились…
С женщинами в его компании обращались по-царски, они всегда улыбались и сияли.
– В политике, безусловно, может оказаться представитель любого ремесла и профессии. Вместе с тем, порой необычным кажется, как в начале своего пути художник Калаич в 1990-е стал депутатом охваченной огнем войны Республики Сербской. Как это произошло? Менялся ли Калаич и его характер на протяжении лет, или же он, теоретически, мог стать политиком еще в молодости?
– С самого начала Драгош был больше, чем художник. Искусство было его средством и ключом к проникновению в мир идей. Параллельно с живописью, в начале 1970-х, он писал о различных явлениях извращения современного мира и человека, наблюдая все эти явления с точки зрения целостного, законченного человека Традиции. Его книги юности «Руины» и «Крепость» говорят о его самосознании как дифференцированного человека и осознании им характера окружающего мира. Учение о Традиции — это то, что с самого начала отделяло его от группы тех, кто мыслил мир с частных точек зрения на различные аспекты и явления культуры, от экономизма и экологизма, денежной политики, современного искусства как бунта и так далее, кто избегал сталкиваться с этими основными вопросами ценностей каждого человека. Ища и находя в учении о Предании то, что «больше жизни», сверх «человеческого, слишком человеческого», он показывает, что мы созданы для гораздо более высоких целей, чем то, что позволяет и требует от нас дух времени.
В журнале DELO, где он уже много лет является редактором, он занимается такими темами, как алхимия и реальность, рок-культура, национализм и европеизм, тематические исследования о Японии, об Индии, пишет об Эрнсте Юнгере и многих других. Привнося теоретическую серьезность в темы современных явлений, он открывает более глубокое понимание их происхождения и причин. Он единственный в Сербии и, кажется, в числе немногих в Европе, кто еще тогда, в 70-х годах прошлого века, говорил о том, что сегодня собирательно называют «глубинным государством», о его генезисе и проявлениях… О транснациональном капитале, заговоре против Европы, масонских махинациях, переселениях из Африки и Ближнего Востока он говорил языком пророков. Он яснее других видел приготовления и признаки войны. Он знал, какие силы установили и вызвали это. Он видел более широкую картину мира и роль нападения на Сербию в более широком контексте создания прецедентов и хаоса на европейской земле. Он сразу увидел конечную цель операции «разделяй и властвуй». Уничтожив Сербию, они нацелились на Россию.
В то время как для многих война была позором и сербской виной, для него это было честью и подтверждением наших ценностей, что мы воевали с самыми могущественными державами западного мира. Это было для него возможностью дистанции и самоопределения. Спровоцированная война была подтверждением всех его прозрений относительно характера «темной эпидемии» западной цивилизации.
Драгошу нравилось быть сербом в этой божественной исключительности. И если бы он случайно не был сербом, я уверен, что он выбрал бы им быть, потому что быть сербом сегодня — это вызов. С необыкновенной уверенностью посреди хаоса он говорил о традиции, о святости, о нашем пути.
Вполне естественно, что как уже подтвержденная, общенациональная личность он стал представителем Республики Сербской. Своей явной приверженностью он оказал честь руководству РС. Его частые визиты в Сербскую и на поля сражений, где я был с ним несколько раз, многое говорили о его репутации среди политического и военного руководства. Его знание закулисных намерений и планов «ростовщического интернационала» было ценным советом для проведения политики в условиях военных действий.
Для него было естественным применить свои европейские знания к событиям в Сербии. Его дружба с людьми, европейскими патриотами, в основном из «правых» кругов и отчасти из итальянских «левых», способствовала распространению правды о героическом сопротивлении сербов в борьбе с напавшими на них неевропейскими силами. Свободное владение несколькими европейскими языками имело решающее значение в общении со СМИ, когда это было необходимо.
Помню совместные поездки в Пале, в отряд Радована Караджича, в Вышеград, Баня-Луку, Сараево, на передовую. Его везде приветствовали, и руководство приветствовало солдат, которые признавали в нем сослуживца. Он был их артикуляцией, выразителем и сторонником их борьбы и героизма.
Однако он не интересовался политикой в более узком смысле, чтобы когда-нибудь заниматься ею профессионально. Если бы он хотел, то давно бы остановился на этом пути. Он понимал, что решающее значение имеет то, что немцы назвали бы «мировоззренческим кригом», войной мировоззрений. Тот, кто правит духовным полем, правит и миром. Его интересовал мир идей и идеологий в функции восстановления Империи и духа Традиции.
– Драгош Калаич смотрел на мир и происходящие в нем процессы, если так можно сказать, «сверху». В 1990-м году шуму наделало его интервью о масонах. Тему «нового мирового порядка» он поднимал в своих выступлениях и текстах довольно часто. Когда этот вопрос обсуждается в наши дни, можно говорить о том, что есть две грани: «эмоциональная», не всегда подкрепленная фактами, и, напротив, реальная. Калаич действительно что-то знал?
– «Новый мировой порядок» для мыслящих сербов — факт реальности.
Кто этого не видит сегодня, тот политически слеп. Это неоднократно документировалось в публичных выступлениях, от Рональда Рейгана до Джорджа Буша-старшего, Клинтона, Обамы, как объявление давно подготовленных и реализованных шагов к этой цели со стороны «теневых правителей».
Чтобы увидеть более широкие стратегии в поле действия, необходим суверенный взгляд «сверху», чтобы увидеть синхронные действия в различных сегментах жизни. Судьба Сербии, конечно, но и судьба индоевропейцев, чьи проявления состоят из некоторых родственных народов, была близка сердцу Драгоша. Мы, европейцы, как более широкое органическое сообщество, находимся под экзистенциальной угрозой, как наша культура, так и само биологическое выживание. Эта матрица молчаливого исчезновения затенена дымовой завесой «прогресса», «свободы», распространения демократии и идеологии «прав человека», космополитизма, экуменизма и уничтожения всего, что стоит на пути свободного потока (ликвидности) денег и услуг. На пути либерального капитализма стоят суверенные нации с их самобытной культурой, что находит отражение и в исторических процессах, ведущих к приходу к власти третьего и четвертого сословий социальной иерархии, всегда существующей во все времена. План «Куденхоф-Калерги» — лишь одна из вех того плана, в котором говорится о биологическом распаде народов Европы с помощью иммигрантов из разных уголков мира. Само Европейское Сообщество было создано с намерением разрушить все границы («открытое общество») и суверенитет для подчинения «одному правительству».
Все эти идеи были зачаты на эзотерических кухнях тайных обществ Эпохи Просвещения под объединяющим знаком анти-Традиции и контр-инициации, которые продолжаются и институционализируются по сей день.
Коммунистические цветные революции, «Декларация Бальфура», «План Моргентау», мировые гражданские войны Европы в XX веке, Европейский союз, неразрывная цепь войн до сегодняшнего дня и ряд экономических, культурных, демографических, медицинских начинаний являются «маятниками» на пути создания «нового мирового порядка». Слишком много доказательств, чтобы их игнорировать как «эмоциональные».
Драгош знал, какие антиевропейские силы стояли за реализацией этого плана. Жрецы культа бога Маммона.
То, что люди смутно угадывали как заговор против Европы, он уже давно знал, что эта работа продвинулась в развитии. Без Калаича понимание государства и зла, производимого Америкой, и скрытых сил, которые ею управляют, было бы спорадическим и частичным. Понимание проблем в глубину и с четкой ценностной шкалой, закономерность явлений и их предсказуемость – главный вклад Калаича в интерпретацию образа современного мира.
– Отметьте несколько работ Калаича в живописи, литературе, переводах и публицистике, которые вы считаете наиболее успешными, сильными и выдающимися.
– Я часто бывал в мастерской Драгоша, в его родительском доме на Красном Кресте, на чердаке, где преобладали большие холсты и где он почти каждый день работал над картинами, а остальные стены были заставлены книгами. Помню, когда он работал над картиной «Из нашей внутренней империи», монументальная фигура мраморного орла, написанная с нижнего угла на постаменте, рядом с которым человек в пальто, повернувшись к нам спиной, смотрит в его мысли. Выше находится созвездие Большой Медведицы на северном небе. Почему-то, может из-за того, что у меня было именно такое пальто, я представил, что мужчина – это я, потому что профиль был почти мой. Когда я сказал ему об этом, он только рассмеялся, продолжая закрашивать последние маленькие пирамиды, которые часто «парили» на его полотнах.
Такое же чувство отождествления было у меня с героем его последнего романа «Сербские дети империи», где он, персонаж романа, так же, как и я, вернулся в раздираемую войной Сербию, после нескольких лет практически бесплодного пребывания в США. Некоторые отрезки романа, возможно, были навеяны моими впечатлениями об Америке, которые я ему рассказал. Ну, в моем воображении эти две работы Драгоша связаны со мной странными нитями и они мне дороги.
Оставляя в стороне личные мотивы, из всех его произведений, от воображаемого пожара сербской библиотеки, можно сказать, я сберегу на будущее, «Твердыню» и «Кодекс Солнечного Ордена» – важные произведения для личной силы, а на общем уровне я бы выделил как наиболее важные две его работы, «Европейскую идеологию» и «Россия восстает», как обобщение всех взглядов, идей и планов Драгоша на создание новой Империи и начала нового цикла цивилизации. Калаич возлагал свои последние и большие надежды на Россию как ядро и источник европейской биологической субстанции, осознавая свою роль последних европейцев, способных перестроить себя и, следовательно, Европу. Задачи и ставка России велики.
– Калаич изучал философию, давал свои комментарии на мысли выдающихся мыслителей разных времен и народов. В том числе и в адрес Бердяева. Насколько на Калаича повлияли русские мыслители? Под воздействием каких деятелей он складывался как человек, творец и политик?
– Калаич часто говорил о себе, что он лишь звено в великой цепи Традиции. Однако он мог, как и Црнянский, сказать, что он был своим собственным предком. Таинственны и странны пути духовного созревания и посвящения в великий мир идей. Безусловно, самое главное — это божественная, индивидуальная искра личности, имеющая приглашение на определенный духовный путь, уже готовый и подготовленный. Драгош – внук священника Милоша Парента, ректора Карловацкой семинарии и племянник доктора Ненада Парента, национального героя, погибшего в самом начале Второй мировой войны, а по материнской линии – потомок знаменитый Сердар Янкович Стоян, вождь далматинских сербов из Уско.
Однажды брат тети Драгоша в подвале семейного дома показал мне огромную библиотеку, в которой они выросли.
Образование и эрудиция Драгоша поражали. Все предпосылки для уникального духовного пути были. Его идеологическая приверженность ориентировала его на духовные источники европейской традиции и консервативной мысли. Среди русских мыслителей он упоминал в беседах и в своих текстах Данилевского, Леонтьева, славянофилов, Розанова, Бердяева («Смысл истории», «Новое средневековье», «Философия неравенства»), следуя их размышлениям о соотношении между Россией и Европой и направлениям славянской идеи. Он наверняка был знаком с трудами и мыслителей евразийства Трубецкого, Савицкого, Вернадского.
Его вдохновляли работы Юлиуса Эволы и Рене Генона, идеологов, реставраторов и мыслителей исконной Традиции, из идей которых родилась современная европейская «правая» мысль, а также идеи «консервативной революции» межвоенного периода. , которая и сегодня сохранила множество потенциалов для возрождения европейского и русского человека.
Через Драгоша явилось новое лицо Традиции. Никто до него не говорил о зле современности, никто более убедительно не свидетельствовал о связи плутократического капитала с «левыми» действиями в мире, утонувшем в уравниловке, и все для того, чтобы закрыть здоровые порывы Традиции и наций. Парадоксально, но факт, что капитализм и коммунизм — всего лишь два лика одного и того же, казалось бы, противоположного бича, бича нового мирового порядка. Он показал нам новую карту идеологий и концепций мира.
– Калаич, при всей своей огромной любви к Сербии, немало времени проводил заграницей. Это необходимость для творческого человека сменить обстановку и посмотреть на себя, на свою родину и на какие-то проблемы со стороны?
– Однажды я говорил с Драгошем о проблеме нашего увлечения Западом и Америкой в частности. Я сказал, что гипотетически было бы хорошо, если бы все желающие поехать в Америку могли бы поехать туда за государственный счет на год, чтобы мы воссоздали государство с теми, кто после этого вернулся бы самостоятельно. Они бы точно освободились от иллюзий по поводу Америки и больше не тосковали бы по ней без всякой причины. Вся эта прелесть — работа американской медийной активности на почве Европы, создающая ложный образ легкой жизни.
Путешествовать – это хорошо, когда человек осознает ценность своей традиции и уникальность почвы, на которой он вырос. Сопоставление собственного опыта и проверка его в других обстоятельствах могут только обогатить личные духовные своды и принести пользу человеку по возвращении и его более широкому сообществу. Целостная личность никогда навсегда, без принуждения не покинет свою страну. Мы идем не менять, а обогащать то, что уже есть.
Наша общая европейская земля не совсем чужда нам. В Европе мы всегда с нашими родственниками. Это наше общее наследие, своего рода общий дом. В духовном смысле человек никогда не выходит из дома.
Есть все шансы, я уверен, что Драгош взял с собой в дорогу свою метафизику, как если бы она была составлена из Белграда, и он только подтвердил и расширил ее, а не нашел там, в Риме.
В случае Драгоша Сербия получила множество преимуществ от его «иммиграции» в юности.
– Расскажите немного подробнее, как проявил себя Калаич во время событий в Боснии и Герцеговине, особенно, после своего избрания депутатом парламента Республики Сербской?
– С самого начала он поддерживал борьбу сербов в Боснии. Выживание первично, и не было никаких дилемм. Война в Словении и Хорватии уже бушевала. Главный источник опасности он видел в срежиссированных действиях лицемерного Запада. Он видел в мусульманах не столько врагов, сколько наивное и доверчивое орудие в руках Запада. В своих репортажах с поля боя, куда он часто ходил, всякий раз, когда он говорил о мусульманском руководстве, он давал им возможность будущих переговоров и общих интересов, которые они могут разделить с сербами. Он также представил им настоящие причины и указал на злодеев за кулисами. Он заботился о славянском взаимопонимании. Он никогда не демонизировал врага. Они были для него врагами лишь во время войны.
Он никогда не отказывался от «рыцарской» сербской позиции. Это, я думаю, обеспечило ему репутацию в глазах товарищей, потому что говорило им о святости причин войны и нашей борьбы, а не о его хтоническом происхождении, которое всегда, к сожалению, присутствует.
Его избрание депутатом было естественным и логичным. Это стало данью уважения и приглашением к еще большему, более эффективному и прямому сотрудничеству. Драгош принял это с ответственностью. Его аристократическое чувство долга диктовало это.
Иногда я сам ходил с ним за компанию на заседания, и убедился в его репутации у руководства боснийских сербов. У него почти всегда была возможность обратиться к ним. Он всегда давал интервью средствам массовой информации Республики Сербской.
– Драгош Калаич был одним из основателей движения «Медиале». В чем было его понимание идей «нового консерватизма»?
– Внутренние волнения послевоенного поколения в Сербии, побежденной и оккупированной коммунизмом, вылились в появление нескольких оккультных групп как реакцию на официальное общество, принявшее черты призрачного сатанинского присутствия.
«Медиале» была художественной группой для защиты целостности и ядра бытия, от взрыва нигилизма универсальной современности. «Медиале» означала восстание традиции, подавленной и приостановленной прогрессом и модернизмом. Традиции в лучшем виде, великолепной, светящейся, оккультной и опасной одновременно. В искусстве «Медиале» современное искусство преломилось в поисках Центра и Света.
Драгош Калаич со своим «гиперборейским реализмом» вошел в мир живописи с этим зарядом противоположностей, рисуя этот Центр и этот Свет. Это было живописное воплощение идей «нового консерватизма» в их устрашающей красоте. Это был призыв преодолеть «просто человеческое» и прыгнуть к вершинам бытия.
Восстановление учения о Предании лежит в основе «консервативной революции», понимающей человека как существо с иерархической структурой, направляемое и управляемое высшим божественным началом, воплощенным в его земной жизни. Преодоление уже изношенных матриц капитализма и коммунизма, ложной дихотомии материалистического взгляда на жизнь и поиск третьего пути, утверждение уже доказанных ценностей Традиции, есть, по Калаичу, единственный выход из порочного круга нигилизма современного мира.
– Какое завещание оставил сербскому народу Драгош Калаич?
– По мере того, как спираль распада нашей страны закручивается все сильнее, труды Драгоша Калаича становятся все более актуальными и необходимыми. Мы стоим перед жизнью и творчеством Драгоша Калаича, как безмолвные свидетели уникального пути, на котором дух Традиции говорил с правдоподобием и смелостью, невиданной долгое время. Он вернул мужественность и респектабельность оклеветанному «правому» крылу Сербии и занял кафедру патриотизма, которая сплотила нас и объединила в дни войны и которая будет свидетельствовать о существовании серба, прозревшего в «ночь Европы», и вернувшего сербам уверенность в себе. Он установил меру сербского величия.
Беседовал Владимир Басенков
Источник: РуСербия