О подвиге князя Михаила Волконского при обороне Свято-Пафнутьева Боровского монастыря в Смутное время …
Год 1610 был едва ли не самым безнадежным за весь период Смуты: внезапная смерть князя Михаила Скопина-Шуйского, с которым народ связывал свои надежды на освобождение страны от интервенции и установление порядка в государстве, вскоре за этим последовавшее свержение царя Василий Шуйского, установления Семибоярщины, которая не смогла удержать власть в своих руках и поспешила вручить ее полякам. Столица присягнула польскому королевичу Владиславу, вслед за этим в Москву вошел польский оккупационный гарнизон во главе с гетманом Жолкевским.
В начале июля ободренный успехом поляков, разбивших царские войска под Клушином, Лжедмитрий II двинул свои войска из Калуги на Москву. К отрядам самозванца присоединились «литвины» (поляки и литовцы) под предводительством воеводы Яна Сапеги. Путь неприятельского войска лежал через Боровск, который в годы Смутного времени стал центром главной оборонительной линии Москвы Можайск-Боровск-Серпухов. Оборону Боровска возглавил присланный из Москвы царем Василием Шуйским воевода князь Михаил Константинович Волконский.
Князь Михаил принадлежал к древнему русскому княжескому роду Рюриковичей, ведущим свое начало от святого князя-мученика Михаила Всеволодовича Черниговского, казненного в Орде в 1246 году. Служилый род Волконских дал России многих военачальников и государственных деятелей. В Смутное время отличились несколько представителей этого славного рода: князь Григорий Константинович Волконский в 1609 году оборонял Москву от Лисовского, в 1610 году на Ладоге бил шведов, в 1618 году помогал князю Пожарскому отразить польское нападение на столицу России. Князь Федор Иванович Волконский-Мерин принадлежал к числу воинов-патриотов, осаждавших поляков в Москве в 1611 и 1612 годах.
При государе Феодоре Иоанновиче князь Михаил Константинович Волконский был послан на освоение земель Западной Сибири. После гибели Ермака в 1593 году в северных русских уездах были собраны войска, направленные против Пелымского княжества — сильного объединения вогулов, татар, остяков, совершавших разорительные набеги на русские селения Приуралья. В битве с вогулами и татарами особенно отличился молодой князь Михаил Волконский, по прозванию Хромой Орел. Городище Пелымского княжества было взято, и на его месте основано поселение – русский город Пелым. Князь Волконский был основателем города Березова, вторым воеводой Тобольска. Государева служба в Сибири закалила молодого князя, он приобрел бесценный ратный и жизненный опыт. Ко времени описываемых нами событий это был мужественный воин, опытный военачальник, талантливый управитель, словом — человек, главное дело жизни которого — служение Отчизне.
Истерзанная Боровская земля, в 1607 году пострадавшая от усмирения «бессмысленного и беспощадного» бунта Болотникова, теперь вновь подверглась опасности разорения от самозванца и «литвин». Деревянные стены Боровского острога обветшали, к тому же во время «выбивания» из города банд Болотникова крепостные строения были основательно повреждены. Воевода Волконский принимает решение «запереться» и держать оборону в Пафнутьевом монастыре. С ним — городской воевода Яков Змиев и осадный голова Афанасий Челищев. Основанный преподобным Пафнутием в 1444 году монастырь поначалу был окружен деревянными стенами, но к XVII веку стал настоящей неприступной боевой крепостью с толстыми стенами, с шестью боевыми башнями, устроенными с учетом самых передовых достижений в области фортификации.
Зная окаянство Смутного времени, невозможно представить, чтобы враги не предлагали князю Михаилу войти в сговор, переметнуться на их сторону — это была самая обычная практика, которая, к слову сказать, часто себя оправдывала: «перелетов» было предостаточно. Несомненно, ответом на эти бесчестные предложения был безоговорочный отказ. Волконский – один из немногих, в сумятице Смуты не утративших нравственных ориентиров, верных крестоцелованию служилых людей, не запятнавших себя изменой Отечеству, и к нему по праву могут быть отнесены слова современников о князе Дмитрии Пожарском: «…против врагов стоял крепко и мужественно и многую службу и дородство показал…и на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо, безо всякия шатости…»
О численности боровского гарнизона, источники дают разноречивые сведения: от 800 до 10 тысяч воинов. Вероятно, городской гарнизон, действительно, насчитывал около 800 ратников. Но поскольку движение Тушинского вора на Москву в данном направлении было весьма возможным и ожидаемым, то логичным было усилить гарнизон, увеличив его численность в несколько раз.
Дальнейшие события разворачивались драматически. Неприятель подошел к монастырским стенам и начал приступы. Защитники встретили врага во всеоружии: стреляли из пушек и пищалей, лили вар и нечистоты на головы врага. Но на десятый день враг овладел крепостью. Причиной этого «Новый летописец» называет предательство воевод Якова Змиева и Афанасия Челищева, тайно умысливших открыть ворота врагу и осуществивших этот злой умысел.
Существует и другая версия событий. Был фактор, значительно осложнявший оборону крепости: между стенами монастыря и заградительными рогатками собралось много людей – жителей Боровска и окрестных слобод. Горожане с семьями надеялись спастись от не знающих пощады ни к старикам, ни к женщинам, ни к малым детям интервентов. Возможно, ворота были отворены Змиевым и Челищевым, чтобы запустить людей в крепость, но непредвиденное замешательство не позволило быстро закрыть вход. Об этом, кстати, свидетельствуют «Записки гетмана Жолкевского о Московской войне»: «Окрестных поселян собралось такое множество, что они не смогли поместиться в монастыре, и множество их расположилось около него за рогатками. Наши, находившиеся с Самозванцем, увидев это, напали на них… Крестьяне пустились бежать в монастырь, но такою массою, что нельзя было затворить ворот…»
Какова была истинная причина падения крепости теперь установить очень трудно. Хотя, кто знает, быть может, еще появятся новые, неизвестные доныне сведения, и прольют свет на обстоятельства этих трагических событий. Так или иначе, монастырь был взят и утоплен в крови. Уже в стенах обители бой продолжался целые сутки, сопротивление защитников было невероятно упорным, возможно, этим и объясняется лютость неприятельских войск. Князь Михаил Волконский погиб, защищая вход в собор, где укрывались от врагов монахи и мирные жители. « Той же Михайла вста в дверех церковных и с ними бился много и изнемог от великих ран и паде в церкве у крылоса левого. Литовские ж люди внидоша в церковь и начаша сещи игумена и братью и тово воеводу тут убиша и побиша всяких людей в монастыре по числу 12 тысяч». Запись дает понять, что в числе 12 тысяч погибших — не только ратники, но и монахи, (их было около 50 человек), и мирное население. Жолкевский же называет число погибших — 4 тысячи человек. Возможно, речь идет о потерях среди военных, количество которых было разведано и, безусловно, известно вражеским воеводам еще до начала приступов. Метрические книги Боровска свидетельствуют о том, что среди погибших в период Смуты (а это одна треть населения города), большая часть погибла именно в Пафнутьеве монастыре.
В числе погибших был и архимандрит Иоасаф, настоятель прославленного Троице-Сергиева монастыря, в течение всей шестнадцатимесячной осады защищавший обитель и после снятия осады удалившийся в родной монастырь на покой (до принятия им должности настоятеля Троицкой обители, святой Иоасаф был игуменом в Пафнутьевом монастыре).
Боровск был разорен интервентами до основания: крестьянские дворы выжжены, церкви осквернены или вовсе разрушены. В числе других враги сравняли с землей и Высоко-Покровскую обитель, духовную колыбель преподобного Пафнутия, куда он пришел в возрасте двадцати лет и подвизался в трудах и молитвах 32 года. Деревянный монастырский храм Входа Господня в Иерусалим был сожжен дотла, а от каменного — Покровского — не осталось камня на камне: очевидно, храм подвергся прицельному пушечному обстрелу.
Впрочем, Пафнутьев монастырь и Боровск разделил участь многих и многих славных русских обителей и городов. Так, например, в 1611 году выживаемые из Москвы году поляки подожгли город. В этом страшном пожаре были уничтожены почти все 450 московских церквей. «Многие Божии церкви и монастыри осквернили и разорили. Раки чудотворных мощей рассекли и чудотворные мощи поругали, и во всех Божиих церквах лошади поставили. В монастырях стали житии и многое убийство и поругание и осквернение иноческому чину учинили». Запорожские и донские казаки не отставали в этих кощунственных грабежах от поляков. Духовенство, монахи, защищавшие святыни и ценности от грабежей, насиловались, избивались и убивались. Мемуарист сообщает, что литовские люди в компании с местными переяславльцами-изменниками, взяв Ростов Великий, «раку чудотворцеву Леонтьеву златую сняша и рассекоша по жребием, казну же всю пограбиша и Церкви раззориша». Банды Лисовского, захватив монастырь Колязинский, вынули мощи чудотворца Макария из серебряной раки и бросили на землю в мусор, раку рассекли. Игумена, монахов и всех насельников убили, всю казну разграбили и монастырь сожгли. При разрушении Толгского монастыря под Ярославлем все братство монастырское — 46 человек — убито. В 1612 году в Вологде поляками и русскими ворами при разорении церквей убиты 46 священников и монахов, в их числе преподобный Галактион Вологодский. При разорении Спасо-Прилуцкого монастыря в Вологодском крае, в трапезную палату насильно заключили и сожгли живыми 59 монахов. Сверх этого там же были убиты еще 32 монаха. ( Приведенные выше сведения взяты из труда С.М.Соловьева «История России с древнейших времен, т.8)
В сказании Авраама Палицына повествуется о кощунствах поляков и русских изменников: «Священных чин потреблен бысть. И вси архиереи, право учащии, или в правде стоящие, водили яко злодеи во узех…Чин иноческий не вскоре смерти предаяху, но прежде зле мучащее всячески и огнем жгущее, испытующе сокровищ, и потом смерти предаяху <…> В толико бесстудство впадше, нечестивии, изменницы и поляки, бесстрашно вземлюще иконы местные и царские двери, и сия подстилающее под скверные постели… Иные те святые иконы колюще и варево и печиво строящее. Из сосудов же церковных ядяху и пияху, и смеющееся поставляху мяса на дискосех и в потирех питие…»
Эти жуткие свидетельства свирепости и бесчинств захватчиков дают возможность как бы воочию увидеть ужасающую картину того, что происходило и в Пафнутьевом монастыре после взятия его врагами. Множество людей, большая часть которых – мирные жители, подверглись безжалостному избиению. Храмы и другие монастырские постройки были разграблены, разрушены и сожжены, святыни преданы поруганию.
Земля, обагренная кровью мучеников, есть земля святая: на монастырском дворе в один день вкусили смерть тысячи людей: монахи, воины, мирные жители. Приведем свидетельство летописца о чуде, коим прославил Господь всех, кто в смертельном противостоянии остался верен Ему до конца: «Велие же чудо Бог показа над телами убиенными, — того ж князя Михайла кровь брызнула на левый крылос, на камень, и многожде тое кровь скребляху и мыша, но неможаху тое крови не соскресть, ни смыти. А когда на те ж на две ямы приходяше игумен и пел над ними понахиды, и яко же певцы начаша пети вечную память, многие видяху, что ис тех ям кровь выступает на верх» («Новый летописец»).
Обратим внимание на тот факт, что массовые убийства, кощунства и святотатства, совершались захватчиками христианского же вероисповедания — католиками (поляки, литовцы), протестантами (шведы и прочие наемники из Западной Европы) и русскими изменниками (большей частью — казаками, поправшими веру и память предков).
Религиозно-нравственная оценка событий Смутного времени удивительным образом раскрыта в иконографии фрески западной стены «Страшный суд» собора Рождества Богородицы Свято-Пафнутьева монастыря.
Собор Рождество Богородицы был возведен попечением государя Федора Иоанновича в 1586 году. Принято считать, что роспись собора фресками произведена в 1644 году, т.е. через 58 лет после постройки. Невероятно! Как могло случиться, чтобы храм, попечителем строительства которого являлся сам великий Государь Московский, остался нерасписанным на столь длительное время! Понимание храма как образа мира пришло в Россию из Византии, где новопостроенный, но нерасписанный считался незаконченным и непригодным для богослужения. В России храм обычно расписывался через год-два после окончания строительства. И все же в надписи вязью, опоясывающей нижний регистр композиций, указывается год, когда была произведена роспись — 1644 год. Как разгадать эту загадку?
Бригада реставраторов под руководством Я.В. Рылло, работавшая над расчисткой росписей собора в 2006-2008 гг., имела возможность детального изучения стилевых особенностей стенописных композиций. Реставраторы отметили, что весь нижний регистр росписи, где даны сцены из жизни преподобного Пафнутия, сильно отличается по цвету и стилю письма. Но еще более загадочным является то, что и в верхний регистр композиции западной стены собора «Страшный Суд» вписана группа фигур, по письму резко отличающихся от всей остальной росписи. Моделировка ликов, трактовка пространственно-объемных соотношений больше тяготеют не к иконописному, но к живописному началу. При этом необходимо отметить, что степень владения мастерством художника очень высока.
Очевидно, во время разорения монастыря и убийства тысяч людей, в том числе, и в стенах собора, все стены собора были буквально залиты кровью, и первый ряд просто необходимо было переписать заново, что и было сделано в 1644 году. Но группа «Неправедные» из «Страшного суда» находится в верхнем регистре, который никак не мог пострадать во время резни в соборе, и практической необходимости переписывать ее не было. Но очевидно необходимость эта была другого рода – осмыслить острые и кровоточащие вопросы разразившейся трагедии Смутного времени и передать свое понимание потомкам. Заметим, что это вполне соответствовало древнерусскому миропониманию: метафизику истории как богочеловеческого процесса, а значит, продолжение Священной Истории на Руси выражали в иконописных образах.
Иконография «Страшного cуда» представляет картины конца мира, последнего Суда над всем человечеством, воскресения мертвых, сцены адских мучений нераскаянных грешников и райского блаженства праведников. В центре композиции изображается Христос — Судия мира. Ему предстоят Богоматерь и Иоанн Предтеча — ходатаи за род человеческий. У их ног Адам и Ева – первые люди на земле. По сторонам этой центральной группы сидят апостолы (по шести с каждой стороны) с открытыми книгами в руках. Под апостолами изображены идущие на Суд народы. Справа от Христа — праведники, слева — грешники. Перед этой группой изображен пророк Моисей, указывающий народам на Христа, в Которого они не поверили во время Его первого пришествия на землю. Именно в этой части композиции в соборе Рождества Богородицы Пафнутьева монастыря мы видим группу фигур, по написанию явно отличающуюся от общего стиля фрески.
В композиции «Страшного Суда», остающейся неизменной в своей главной идее, наибольшим изменениям с течением времени подвергались персонажи именного этого ряда, который условно можно назвать — «Неправедные». На самых древних иконах (фресках) — это обобщенных образ народов: иудеев, мусульман, язычников — не принявших веру Христову. После падения Византии, по мере осознания русским народом Вселенской миссии хранителя Православия и защитника Поместных Православных Церквей и православных народов, в этот ряд вводились изображения представителей тех народов, кто простирал свою религиозную экспансию как на Московское государство, так на православные государства Византийского региона.
Вглядимся в изображения грешников, стоящих слева от Господа Вседержителя. Фигуры написаны с невероятной живостью, можно сказать, экспрессивно. Третьей в ряду представлена фигура человека (надписание вверху «немцы»), в котором легко распознается представитель западной Европы — скорее всего, немец или швед (те и другие были в составе неприятельской армии, как в Смутное, так и до и после этого периода). Он одет в колет и жабо, короткие пышные штаны, на голове — шляпа(!) с высокой тульей. Молитвенный жест сложенных ладонями поднятых к груди рук выглядит донельзя напыщенным, не соответствующим ситуации, лишенным даже капли живого чувства. Можно подумать, что он находится не на Страшном Суде, а на светском приеме у высокородной влиятельной особы. Следующая за ним фигура, очевидно, поляка или литовца, (вверху надпись — «литва») — в коротком кафтане с рядом часто нашитых пуговиц, препоясанный широким поясом. Характерна его прическа: выбритая наголо голова, с оставленной на макушке длинной прядью волос. Такая прическа была распространена в XVI-XVII вв. в среде профессиональных военных, как в Польше, Литве, так и среди казачества. Четырьмя соединенными вместе выпрямленными пальцами (большой палец спрятан под ними) он прикасается к груди — как во время совершения крестного знамения католиками. Взгляд его свирепого лица полон ужаса, но не раскаяния. За ним видны — фигуры соплеменников.
Точное изображение деталей одежды, манеры держаться, характерных жестов не оставляет сомнений в том, что иконописец очень хорошо знал реальные прототипы своих персонажей. Немцы, Литва — это обобщенный образ тех — поляков, литовцев, шведов, немцев и, кстати говоря, своих же, русских, изменников, — кто приходил в Смутное время на Русскую землю грабить, жечь, убивать. И что в данном случае поражает более всего — и кощунства, и чудовищное зверское кровопролитие, учиненные иноземными завоевателями — «немцами» — происходили именно здесь, в монастырском соборе Рождества Богородицы, на западной стене которого в год 1644, в царствование Государя Михаила Федоровича Романова, написаны эта группа «неправедных» с конкретизацией времени и места их преступлений.
Далее в этом ряду изображены измаилиты — в чалмах, в широких верхних одеяниях, еще дальше — представители языческих народов, среди них — одетые в звериные шкуры самоеды, застывшие в позе ритуального танца. Существенно важным нам представляется то, что в одном ряду с иудеями, измаилитами и язычниками — народами, не принявшими Евангельское благовестие, мы видим представителей западных христианских конфессий: католиков и протестантов, которые, по мысли иконописцев, извратили православную веру, и тем самым изменили Христу. Так наглядно выражено твердое убеждение, бытовавшее на православной Руси: латинство — вера нехристианская. Католицизм отпал от полноты Божественной благодати и от соборного единства Вселенской Православной Церкви, породив множество протестантских сект. По слову митрополита Иоанна (Снычева): «Стремление к господству над миром и активное участие в политических интригах стало неотъемлемой чертой католического мировоззрения. По мановению пап целые народы, взяв меч и крест, шли сражаться против каждого, кого римский епископ признает своим врагом. Неизбежным следствием такого положения вещей стал упадок нравственности и благочестия. <…> На протяжении всей русской истории Рим не упускал возможности использовать сложности русской жизни в своих интересах. Тяготы татаро-монгольского ига папы пытались использовать для завоевания окраин России, направляя на нее оружие шведов, венгров и военизированных монашеских орденов. В Смутное время начала XVII века, когда Русь ослабла от междоусобиц и распрей, все повторилось опять».
Героическая оборона Пафнутьева монастыря, защитники которого предпочли умереть, нежели предать свое Отечество, внесла свой весомый вклад в преодоление Смутного времени, в победу русского оружия и русского духа. В честь мужества и отваги князя Михаила Волконского и его войска в 1777 г. Указом императрицы Екатерины II был учрежден герб города Боровска, единственный в своем роде. На серебряном поле щита изображено червленое сердце с золотым крестом, окруженное лавровым венком. Серебро символизирует благородство и честь защитников, сердце — верность, любовь к Богу и Родине, крест — веру в победу правды Божией, лавровый венец — знак мужества и отваги героев.
В 2010 году Пафнутьев монастырь отметил 400-летие героической обороны от польско-литовских захватчиков и войск самозванца. На месте погребения защитников монастыря и всех безвинно пострадавших в Пафнутьеве монастыре был воздвигнут четырехметровый резной крест из белого камня (автор А.В.Есинский). Мощные монументальные очертания креста словно свидетельствуют о нерушимости православной веры. На обороте креста читаются слова из Евангелия: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».
Князю-воеводе Михаилу Волконскому не суждено было победить в этом сражении, враг оказался сильнее, но это поражение воссияло в сердцах потомков светом победы духовной над грехом измены и бесчестия, отяготившим Русскую землю в страшные годы Смутного времени.