Татьяна Шишова, Ирина Медведева: ЧИТАЙТЕ ХАКСЛИ! (1)

Для общества потребления культура неприемлема еще и тем, что, цитируем Хаксли: «сидя за книгой, много не потребишь». Особенно за серьезной книгой, которую нельзя просмотреть по диагонали.

---

Часть 1

Есть произведения, которые мало кто читал, но о которых все знают. Например, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Дон Кихот» Сервантеса, «Божественная комедия» Данте. Когда-то эти книги зачитывали до дыр, а куски из них учили наизусть в гимназиях и лицеях. Как знать, быть может, их время еще вернется? Но на сегодняшний день для широкой публики это, скорее, история литературы.

Книга Олдоса Хаксли «Прекрасный новый мир» (не сопоставимая, конечно, по литературным достоинствам с перечисленными шедеврами) – это сходный случай. Ее тоже далеко не все читали, но заголовок книги стал популярным выражением, когда хотят дать ироническую или даже саркастическую оценку каким-то странным современным новшествам. Что, впрочем, немудрено, ведь «Прекрасный новый мир» относится к жанру романов-антиутопий – таких романов, где образ возможного будущего рисуется весьма непривлекательно, если не жутко. Антиутопия выделяет наиболее опасные, с точки зрения автора, общественные тенденции и теоретически направлена на то, чтобы предотвратить их укоренение и развитие.

Именно так мы и относились к роману «Прекрасный новый мир» (или «О дивный новый мир» в другом переводе) и даже дали аналогичное название одной из глав своей книги «Потомки царя Ирода», разоблачающей политику «планирования семьи». Поэтому для нас было неожиданностью, что известный американский оппозиционер Линдон Ларуш и его соратники считают Хаксли вовсе не обличителем идеи «прекрасного нового мира», а одним из его главных проектантов, разработчиков, пропагандистов. То есть не борцом со злом, а, напротив, его творцом.

Мы перечитали роман, а поскольку к этому времени нам уже было известно довольно много и о контроле над рождаемостью в разных странах, и о школьном секс-просвете, и о новых технологиях обработки массового сознания, и о других глобализационных процессах, мы испытали состояние, близкое к шоку, увидев, сколь многое из того, что автор насочинял в далекие 30-е годы XX века, уже сбылось. При первом прочтении, когда мы еще всего вышеперечисленного не знали, а о многом даже не догадывались, книга Хаксли была нами воспринята как некая развернутая метафора или, скорее, фантасмагорическая гипербола. В общем, как то, чего в принципе не может быть, но что позволяет лучше донести до читателя авторскую мысль. Скажем, когда в свифтовском «Гулливере» встречаешь великанов, лилипутов, людей с лошадиными головами, ясно же, что это сатирические образы, символы. А теперь представьте: вдруг бы оказалось, что это не выдумка, а реальность. Что действительно существовали специальные лаборатории, в которых выводили и тех, и других, и третьих…

Краткое содержание и некоторые аналогии

Но вернемся к роману Хаксли и проведем небольшой сравнительный анализ. Действие разворачивается в Лондоне в некоем далеком будущем. Люди, живущие там, не рождаются естественным путем. Их штампуют на так называемых человекофабриках и с младенчества определенным образом воспитывают. В этом обществе все люди счастливы, поскольку там устранены факторы, порождающие печали и скорби: голод, нищета, болезни, старение, человеческие страсти. Ну, а если какие-то психологические проблемы все же возникают, они легко устраняются с помощью безвредного наркотика – сомы. Однако есть еще места, где люди живут по старинке. Один такой человек попадает в «прекрасный новый мир» и становится там настоящей сенсацией. Дикарь, как его прозвали представители новой цивилизации, не может и не желает ее принять, несмотря на все удобства и преимущества, которые она сулит. Он глубоко страдает в мире всеобщего благоденствия и в конце концов накладывает на себя руки.

Ну, а теперь, кратко изложив содержание, приступим непосредственно к анализу и посмотрим, что из описанного уже осуществилось, что на подходе, а что так и осталось авторской фантазией. Пойдем прямо по тексту романа. Вот как он начинается:

«Серое приземистое здание всего лишь в 34 этажа. Над главным входом надпись: “Центрально-лондонский инкубатор и воспитательный центр” – и на геральдическом щите – девиз Мирового Государства: “Общность, одинаковость, стабильность”».

Директор водит по зданию студентов и показывает им, как зарождается жизнь в прекрасном новом мире. Им предстоит тут работать, и надо дать им общую идею, чтобы они делали дело с пониманием. Но надо дать «лишь в минимальной дозе, иначе из них не выйдет хороших и счастливых членов общества. Ведь, как всем известно, если хочешь быть счастлив и добродетелен, не обобщай, а держись узких частностей; общие идеи являются неизбежным интеллектуальным злом. Не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества».

Вам последняя сентенция не напоминает установку на узкий профессионализм, которая на Западе давно стала привычным нормативом, а у нас пока еще не прижилась, но усиленно пропагандируется?

Плановое человекопроизводство

О других вышеупомянутых реалиях (воспитательный центр, мировое государство) поговорим попозже, а сейчас пройдем вместе со студентами в инкубатор. Конечно, пока еще детей не выводят так, как описано у Хаксли. На технологии процесса мы вообще бы не стали фиксироваться. На наш взгляд, это не принципиально. Принципиален отказ от нормального, естественного зачатия и рождения, переход в этом вопросе на плановую экономику и поточное производство.

Что касается зачатия, то ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение) уже стало не уникальной, а вполне рядовой, даже привычной медицинской процедурой. И вот парадокс: поскольку ЭКО преподносится как возможность для бесплодных женщин обрести материнство, по логике вещей следовало бы, не отказываясь от этой технологии, бросить все силы на борьбу с бесплодием и устранить те факторы, которые его вызывают. А вызывают его – это вам скажет любой акушер-гинеколог – раннее начало половой жизни, смена партнеров и сопутствующие ей «дурные болезни». Самой надежной профилактикой бесплодия является целомудренная жизнь. Но вместо целомудрия везде пропагандируется разврат. Есть также данные о том, что бесплодие может вызываться генетически измененными продуктами и даже прививками. Но вместо того чтобы провести широкомасштабные независимые исследования, эту тему всячески замалчивают. А ученых, которые ее пытаются поднять, притесняют и запугивают. Парадокс? Это как посмотреть! Если строить будущее по лекалам Хаксли, то все логично. В «прекрасном новом мире» искусственное оплодотворение должно вытеснить естественное. Пока этого еще не произошло, но тенденции именно таковы. ЭКО признано самым эффективным методом решения проблемы бесплодия, а поскольку число бесплодных пар увеличивается, то, соответственно, возрастает и число детей из пробирки. На данный момент таких детей в мире уже 1 миллион, в год появляется около 30 000. В основном, конечно, в развитых странах. У нас лоббисты новых репродуктивных технологий тоже стремятся урвать из бюджета как можно больше средств. И, поскольку бюджет ограничен, как-то так получается, что суммы, выделяемые на лечение бесплодия, приходится урезать. Традиционно настроенные специалисты возмущены: почему? А потому, что они не читали Хаксли и не чувствуют веяний времени.

С противоестественным рождением детей дела пока обстоят не так успешно, но работы ведутся. «Клонировать людей все равно будут, – уверяют ученые. – Запрещай – не запрещай!» Вот что пишет публицист Иван Леонов: «Летом 2009 года BBC News сообщило о сенсационном достижении британских биологов из университета Ньюкасла под руководством профессора Karim Nayernia – о создании искусственной спермы человека из стволовых клеток. Стволовые клетки были выделены из эмбрионов человека возрастом несколько дней, оставшихся после экстракорпорального оплодотворения. “Нам впервые удалось создать жизнь при помощи искусственной спермы”, – заявил в интервью ВВС профессор Nayernia. Подобные опыты проводятся в США, Японии. СМИ тут же подхватили сообщение, причем на самом бульварном уровне. Теоретически подобная возможность оплодотворения таит в себе огромные возможности, захлебываются от эйфории СМИ. Это означает, что ребенок может родиться без участия мужчины или донорской спермы. Будет решена проблема мужского бесплодия. В будущем планируется подобным образом вывести здоровую, способную к оплодотворению женскую яйцеклетку, чтобы решить проблему бесплодия многих женщин»¹.

В одном ряду с подобными изысканиями и заметное сокращение числа естественных рождений, ведь появление на свет путем кесарева сечения – это тоже, согласитесь, не вполне естественные роды. Во многих странах так теперь рожают до 50–60% женщин! При этом убивают сразу двух зайцев: женщин, по сути, отучают от естественных родов, внушая, что рожать естественным образом опасно, хотя на самом деле кесарево, представляющее собой полостную операцию, гораздо опаснее для матери (поскольку рубец на матке может в дальнейшем создавать серьезные проблемы для женского здоровья) и даже для ребенка, у которого при резкой перемене давления нередко возникают различные мозговые нарушения вплоть до микрокровоизлияния в мозг. Кроме того, кесарево позволяет достаточно эффективно сокращать рождаемость, так как следующая беременность рекомендуется не раньше, чем через два-три года. А еще одна и вовсе не рекомендуется. Собственно, поэтому творцы «прекрасного нового мира» и взяли эту операцию на вооружение.

К слову, плановая экономика в области демографии, казавшаяся такой фантастичной в романе Хаксли, теперь никого не удивляет. Китай несколько десятилетий жил под лозунгом, приравненным к приказу: «Один ребенок на семью». Сейчас из-за возникших демографических перекосов план по деторождению несколько изменился, но планирование все равно не отменено. О необходимости ускоренными темпами сокращать рождаемость в тех или иных странах открыто говорится с трибуны ООН. В Индии недавно запущена новая программа, направленная на мужчин: «Автомобиль в обмен на стерилизацию». Новизна, впрочем, относительная. Подобные мотивационные акции начали проводить еще при жизни Хаксли. Правда, тогда награда выглядела скромнее. Могли предложить коробку мыла или элементарную медицинскую помощь для уже рожденных детишек. Кстати, и количество обитателей «прекрасного нового мира», озвученное в романе, составляет 2 миллиарда человек. Интересно, что именно эта цифра на протяжении многих десятилетий приводится в качестве оптимальной сторонниками идей «Римского клуба», выпустившего в 1960-е годы доклад «Пределы роста», с которого, собственно, и начались программы по плановому сокращению рождаемости на Земле. Но Хаксли-то назвал эту цифру на 30 лет раньше!

Пожалуй, нам стоит двинуться за студентами в следующий зал – зал предопределения, где зародыши помещаются в заведомо неравноценные условия, поскольку они, когда дозреют, должны принадлежать к разным кастам и обладать запрограммированными свойствами, чтобы наиболее эффективно выполнять предназначенную для них работу.

О том, что глобалистское общество будущего, представляющее собой Мировое Государство, которое упоминалось в самом начале романа, должно быть кастовым, пока официально не говорится. Об этом можно прочитать в антиглобалистской литературе, но, чтобы избежать обвинений в конспирологии, мы эту тему педалировать не будем. Скажем только, что генная инженерия успешно развивается, и возможность заказать определенные внешние данные и даже дарования своего будущего ребенка становится все более представимой.

Формирование «правильных» установок

Теперь пройдем за студентами в «Младопитомник. Залы неопавловского формирования рефлексов». Автор описывает жуткую процедуру выработки у младенцев касты «дельта», одной из низших каст brave new world, отвращения к книгам и цветам. То есть к знаниям и природе. Восьмимесячных младенцев привозят в зал, где стоят прекрасные розы и лежат книжки с яркими иллюстрациями. И когда малютки доползают до них, их пугают звуками воющей сирены, а потом, чтобы закрепить отрицательный рефлекс, включают подведенный к полу ток. И вскоре, когда малышам уже без сирен и тока показывают вазы с цветами и картинки, они съеживаются от ужаса и начинают реветь.

Тут, наверное, кто-нибудь возразит: дескать, в реальности до сих пор младенцев сиренами не пугают и током не бьют. Что правда то правда. Но сам принцип образной и понятийной склейки чего-то прекрасного, возвышенного с тем, что вызывает презрительный смех или даже отвращение, стал одним из главных принципов обработки массового сознания с самого раннего возраста. И наоборот, современная масс-культура целенаправленно приучает детей любить безобразное. Все эти монстры, киборги, человеки-пауки, черепашки-ниндзя, куклы Братц, трансформеры и т.п. благодаря широкой рекламе становятся для детей чем-то крайне заманчивым, притягательным, вожделенным. В результате у них не только портится вкус, но и искажаются ценностные ориентиры, деформируются психика и личность. Причем происходит это именно в том направлении, в котором сызмальства формировали граждан «прекрасного нового мира».

Что характерно для их психологии? Прежде всего, это идеальные потребители. Хочется особо отметить, что в конце 1920-х годов, когда писался роман, никакого общества потребления в мире не было и в помине. Америка приближалась к Великой депрессии, Европа никак не могла оправиться после Первой мировой войны и двигалась в сторону фашизма, в России только начались индустриализация и коллективизация, так что потреблять было особо нечего и не на что. Подавляющее большинство прочих стран и вовсе были колониями, где царили страшная эксплуатация и нищета. Хаксли же удивительно точно описал то, что стали создавать через три-четыре десятилетия. Он даже четко продемонстрировал, как в этом обществе потребности не только удовлетворяются, а – что принципиально важно! – формируются при помощи манипуляций сознанием. Любопытно, правда?

Путем гипнопедии, внушения во сне (сейчас с этим успешно справляется телевизор, вгоняющий человека в транс, в котором внушение особенно сильно действует) героев Хаксли приучали постоянно потреблять, любить все новое. «Овчинки не стоят починки»; «Чем старое чинить, лучше новое купить»; «Прорехи зашивать – беднеть и горевать» – эти и другие установки ежедневно получали дети в рамках нового нравственного воспитания. И усваивали их на всю свою счастливую жизнь.

Что-что, а уж это осуществилось на Западе, и особенно в США, по полной программе. Да и у нас потребительская психология стремительно оккупирует человеческие души. Разве что бедность пока мешает этой психологии стать массовой. Ну, а кто побогаче, те выбрасывают на помойку не только сломанные вещи и приборы (которые можно было бы починить), но и вполне исправные, потому что они, как теперь принято выражаться, «морально устарели». И делают это с каким-то особым чувством: дескать, именно так должны теперь жить белые люди.

Кстати, какое вроде бы идиотское словосочетание: «морально устареть»! Причем тут мораль? Но, исходя из логики «прекрасного нового мира», это не такой уж абсурд. Во всяком случае, какая-то, пусть косвенная, связь с моралью здесь существует, поскольку отлынивать от постоянного обновления вещевого арсенала аморально для потребителей. Праведный потребитель должен потреблять постоянно, иначе по какому праву он небо коптит? В связи с этим и отучение от книг приобретает дополнительный смысл. О том, что невежественной чернью, у которой не развито мышление, легче управлять, знали еще в древности. Но для общества потребления культура неприемлема еще и тем, что, цитируем Хаксли: «сидя за книгой, много не потребишь». Особенно за серьезной книгой, которую нельзя просмотреть по диагонали.

Хаксли рисует общество, в котором не знают и знать не желают о Шекспире, историю презирают и тоже выбрасывают на помойку как морально устаревшую. «История, – заявляет Постоянный Главноуправитель Западной Европы, один из десяти Главноуправителей мира, – сплошная чушь». «Он сделал сметающий жест, словно невидимой метелкой смахнул горсть пыли, и пыль та была Ур Халдейский и Хараппа; смел древние паутинки, и то были Фивы, Вавилон, Кносс, Микены. Ширк-ширк метелочкой – и где ты, Одиссей, где Иов, где Юпитер, Гаутама, Иисус? Ширк! – и прочь полетели крупинки античного праха, именуемые Афинами и Римом, Иерусалимом и Средним царством. Ширк! – и пусто место, где была Италия. Ширк! – сметены соборы; ширк-ширк! – прощай, “Король Лир” и Паскалевы “Мысли”. Прощайте, “Страсти”, ау, “Реквием”; прощай, симфония; ширк! ширк!..»

В наши дни это уже вовсе не фантастика. «Человек толпы», еще 20 лет назад стеснявшийся своих ограниченных знаний в области науки, культуры и искусства, теперь нимало этим не смущен. А тех, кто такими знаниями обладают, презрительно называет «ботаник». (Нет ли и тут отдаленной переклички с Хаксли? Ведь малышам касты «дельта» прививали нелюбовь именно к растительному миру, к ботанике, поскольку плановому потребительскому обществу нужно, чтобы его члены, выезжая за город и, соответственно, загружая транспорт, не любовались цветочками и листочками, а занимались такими видами спорта, которые требуют дорогого оборудования и инвентаря.)

Взрослые и детские забавы

Но массы, насыщенные хлебом (а голод, как мы уже упоминали, в «прекрасном новом мире» побежден), требуют зрелищ. Правители и об этом позаботились. «Летишь вечером в ощущалку, Генри? – спрашивает один герой другого. – Я слышал, сегодня в “Альгамбре” первоклассная новая лента. Там любовная сцена есть на медвежьей шкуре – говорят, изумительная. Воспроизведен каждый медвежий волосок. Потрясающие осязательные эффекты».

Ну и что? Разве, глядя из сегодняшнего дня, мы усматриваем в этом нечто небывалое? В последние годы только и слышишь про сцецэффекты в кино, причем нередко в таком контексте: фильм, дескать, не ахти, зато спецэффекты потрясающие! Осязательных, правда, пока не добились, но это, как уверяют ученые, дело недалекого будущего. А вот запахи и трехмерное изображение, создающее так называемый «эффект присутствия», – это сколько угодно. В Японии даже появилась первая виртуальная певица. Ее не только слышат, но и видят. И не на экране, установленном на сцене, а как живую. Голосок еще немного ненатуральный, электронный, но наука развивается и в этом направлении.

Фиксация именно на эротической сцене в ощущалке тоже не случайна. В конце 20-х годов прошлого века это свидетельствовало об очень смелой фантазии автора и в реальном кино было совершенно непредставимо. Сейчас же, напротив, почти не встретишь фильма без подобных сцен. Даже если они совсем ни к селу ни к городу и производят впечатление чего-то вымученного. Как будто этого требует цензура (которой якобы нет): не вымарать, а, наоборот, вставить «сексуальный стимул». Впору вспомнить советское время, когда в любую диссертацию, даже на тему усовершенствования доменных печей, полагалось вставлять цитаты из классиков марксизма. Без этого диссертационную работу не принимали в ВАК (Высшую аттестационную комиссию). И делалось это не из-за прихоти какого-нибудь маразматического чиновника, а потому, что вся жизнь в государстве должна была быть пронизана марксистско-ленинской идеологией.

А в «прекрасном новом мире» в качестве важнейшей идеологической составляющей выступает тотальная сексуализация. Детей с самого нежного возраста обучают основам секса. В странах Запада это уже давно не подлежит обсуждению. «Секс-просвет» входит в программы дошкольного воспитания где с 5, а где и с 3 лет. Во второй половине 1990-х годов пришлось приложить огромные усилия к тому, чтобы наша страна не последовала этому примеру. Все было готово: от программ, наскоро переведенных с английского и голландского языков, до обучающих мультфильмов и муляжей. Но, слава Богу, планы эти реализовать не удалось, хотя периодические вылазки «просвещенцев» в школы происходят. А в журналах для родителей можно прочитать о том, что ни в коем случае не надо препятствовать эротическим детским играм, поскольку они якобы способствуют нормальному взрослению ребенка.

Что ж, Хаксли выразительно описал в своем романе и такие развивающие игры:

«В траве на лужайке среди древовидного вереска двое детей – мальчик лет семи и девочка примерно годом старше – очень сосредоточенно, со всей серьезностью ученых, углубившихся в научный поиск, играли в примитивную сексуальную игру.

– Очаровательно, очаровательно! – повторил сентиментально Директор.

– Очаровательно, – вежливо поддакнули юнцы. Но в улыбке их сквозило снисходительное презрение. Сами лишь недавно оставив позади подобные детские забавы, они не могли теперь смотреть на это иначе, как свысока. Очаровательно? Да просто малыши балуются, и больше ничего. Возня младенческая.

– Я всегда вспоминаю… – продолжал Директор тем же слащавым тоном, но тут послышался громкий плач.

Из соседних кустов вышла няня, ведя за руку плачущего мальчугана. Следом семенила встревоженная девочка.

– Что случилось? – спросил Директор.

Няня пожала плечами.

– Ничего особенного, – ответила она. – Просто этот мальчик не слишком охотно участвует в обычной эротической игре. Я уже и раньше замечала. А сегодня опять. Расплакался вот…

– Ей-форду, – встрепенулась девочка, – я ничего такого нехорошего ему не делала. Ей-форду. (Форд – это предтеча и божество обитателей «прекрасного нового мира». – И.М., Т.Ш.)

– Ну конечно же, милая, – успокоила ее няня. – И теперь, – продолжала она, обращаясь к Директору, – веду его к помощнику старшего психолога, чтобы проверить, нет ли каких ненормальностей.

– Правильно, ведите, – одобрил Директор, и няня направилась дальше со своим по-прежнему ревущим питомцем. – А ты останься в саду, деточка. Как тебя зовут?

– Полли Троцкая.

– Превосходнейшее имя, – похвалил Директор. – Беги-ка поищи себе другого напарничка.

Девочка вприпрыжку побежала прочь и скрылась в кустарнике.

– Прелестная малютка, – молвил Директор, глядя ей вслед, затем, повернувшись к студентам, сказал: – То, что я вам сообщу сейчас, возможно, прозвучит как небылица. Но для непривычного уха факты исторического прошлого в большинстве звучат как небылица.

И он сообщил им поразительную вещь. В течение долгих столетий до эры Форда и даже потом еще на протяжении нескольких поколений эротические игры детей считались чем-то ненормальным (взрыв смеха) и, мало того, аморальным (“Да что вы!”) и были поэтому под строгим запретом.

Студенты слушали изумленно и недоверчиво. Неужели бедным малышам не позволяли забавляться? Да как же так?

– Даже подросткам не позволяли, – продолжал Директор, – даже юношам, как вы…

– Быть того не может!

– И они, за исключением гомосексуализма и самоуслаждения, практикуемых украдкой и урывками, не имели ровно ничего.

– Ни-че-го?

– Да, в большинстве случаев ничего – до двадцатилетнего возраста.

– Двадцатилетнего? – хором ахнули студенты, не веря своим ушам.

– Двадцатилетнего, а то и дольше. Я ведь говорил вам, что историческая правда прозвучит как небылица.

– И к чему же это вело? – спросили студенты. – Что же получалось в результате?

– Результаты были ужасающие, – неожиданно вступил в разговор звучный бас».

Меры безопасности

Поощряя детскую сексуальность, наставники в романе Хаксли точно так же, как теперь в «цивилизованном» мире, тщательно дрессируют подопечных на предмет использования противозачаточных средств. Героиня – ее зовут Линайна – носит похожий на патронташ мальтузианский пояс, кармашки которого набиты контрацептивами. В годы написания романа гормональной контрацепции еще не существовало, да и так называемая «барьерная» была во многих странах запрещена, но с тех пор сторонникам «планирования семьи» удалось произвести, как они сами ее назвали, контрацептивную революцию. Мальтузианский пояс, правда, в современный обиход не вошел, но «ответственные родители» на Западе собственноручно кладут в карман сыну и дочери презерватив. В последнее время, кстати, в Европе налажен выпуск этих изделий для двенадцатилетних отроков – детского размера.

Для борьбы с «незапланированной беременностью» в романе Хаксли широко применяется стерилизация, что тоже с успехом воплощено в жизнь. На Западе к этому «чудесному способу хирургической контрацепции» (цитата из рекламного буклета) обращается до 30% и больше от общего числа семейных пар. А в контрацептивно-прогрессивной Канаде одних только женщин репродуктивного возраста (15–49 лет), «имеющих партнера», стерилизовано около трети – 31%! Плюс еще мужчины – там это весьма популярно.

Нормального деторождения, как мы уже знаем, в «прекрасном новом мире» не существует. Оно считается преступным. Но тем, кто не стерилизован, доктора периодически рекомендуют пройти курс «псевдобеременности». Врачи, ведающие «основным инстинктом», играют жреческую роль в жизни обитателей антиутопии: их советам следуют безоговорочно, им доверяют абсолютно.

Впрочем, и тут аналогия с современностью практически полная. В западных странах, где давно хозяйничает «планирование семьи», девочки со школьной скамьи привыкают слушаться «своего гинеколога» больше, чем маму с папой, годами пьют гормональные контрацептивы, которые якобы совершенно безвредны, потом лечатся от ожирения, бесплодия, рака молочной железы, но при этом не связывают одно с другим и по-прежнему доверяют «компетентным специалистам в области женского здоровья».

«Доктор Уэллс сказал, что трехмесячный курс псевдобеременности поднимет тонус, оздоровит меня на три-четыре года», – сообщает приятельница Линайны.

Казалось бы, уж такая очевидная глупость воплотиться не может! Ан нет! В 1990-е годы, когда «планировщики» действовали в России нахраписто – как в странах третьего мира, – сокращая рождаемость любыми способами, некоторые женщины изумленно рассказывали, что гинеколог уверяет, будто бы беременность, заканчивающаяся абортом, полезна для организма. А одна докторица даже для убедительности сослалась на личный опыт: дескать, она и сама периодически прибегает к такому методу омоложения…

Взаимопользование

Приняв все необходимые меры предосторожности, обитатели мира Хаксли наслаждаются «безопасным сексом» до самой смерти. Под лозунгом «каждый принадлежит каждому» поощряется промискуитет, который называется «взаимопользованием полов». Долго иметь дело с одним и тем же партнером считается неприличным. Понятия любви и даже влюбленности отсутствуют. Когда уже упомянутый нами Дикарь читает одному из самых рафинированных интеллектуалов, Гельмгольцу, «Ромео и Джульетту», он наталкивается на полное непонимание.

«Сцену их первой встречи, – пишет автор, – Гельмгольц прослушал с недоуменным интересом. Сцена в саду восхитила его своей поэзией, однако чувства влюбленных вызвали улыбку. Так взвинтить себя из-за взаимопользования – смешновато как-то». Дочитать трагедию до конца Дикарю не удалось, так как, услышав о страданиях Джульетты, которую хотели выдать замуж за Париса, Гельмгольц зашелся от хохота.

«Отец и мать (непотребщина в квадрате!) тащат, толкают дочку к взаимопользованию с неприятным ей мужчиной! А дочь, идиотка этакая, утаивает, что взаимопользуется с другим, кого (в данный момент, во всяком случае) предпочитает! Дурацки непристойная ситуация, в высшей степени комичная. До сих пор Гельмгольцу еще удавалось героическим усилием подавлять разбиравший его смех; но “родная мать” (страдальчески, трепетно произнес это Дикарь) и упоминание о мертвом Тибальте, лежащем во мраке склепа – очевидно, без кремации, так что весь фосфор пропадает зря, – мать с Тибальтом доконали Гельмгольца. Он хохотал и хохотал, уже и слезы текли по лицу, и все не мог остановиться…»

Упразднение родительства

Вас, наверное, удивила такая негативная реакция («непотребщина в квадрате») на упоминание о матери с отцом. Но ничего удивительного тут нет. В мире Хаксли семьи не существует. Слова «отец» и «мать» считаются неприличными и фактически находятся под запретом. До недавнего времени уж это-то казалось не только неосуществимой, а даже невообразимой фантастикой. Но – нет! В 2010 году мир облетела новость, что Госдепартамент США запретил использовать в официальных бумагах слова «отец» и «мать», заменив их на «родитель № 1» и «родитель № 2». Впрочем, в духе «прекрасного нового мира» и термин «родитель» рано или поздно будет упразднен. В романе Хаксли все дети росли в воспитательных центрах. На Западе, где прочно воцарилась ювенальная юстиция, все больше детей под разными предлогами изымается из семьи. У нас в последние годы эту систему тоже пытаются внедрить. Отсюда – попытки расширить права органов опеки, изменить законодательство в ювенальную сторону, дискриминационная финансовая политика в сфере поддержки кровных семей и т.п.

В конце 2010 года все, даже отъявленные либералы, были шокированы известием о том, что Общественная палата собирается представлять на Госсовете президенту некий форсайт-проект (то есть проект будущего) «Детство–2030». Текст был таким нагло, таким неправдоподобно антисемейным,что многие сочли его творчеством умалишенных.

Вот что значит столько лет прозябать за железным занавесом! Какая же это маргинальщина? Самый что ни на есть мейнстрим. Читайте Хаксли, господа. Он еще в другом «форсайте–30» – 100 лет назад! – все наметил. Наши отечественные форсайтщики куда мягче, куда осторожней в выражениях: дескать, кровная семья безнадежно устарела… Хаксли выражается с солдатской прямотой. И куда только подевалась его интеллектуальная утонченность? «Родной, родимый дом – в комнатенках его, как сельди в бочке, обитатели: мужчина, периодически рожающая женщина и разновозрастный сброд мальчишек и девчонок. Духота, теснота; настоящая тюрьма, притом антисанитарная, темень, болезни, вонь.

(Главноуправитель рисовал эту тюрьму так живо, что один студент, повпечатлительнее прочих, побледнел и его чуть не стошнило.)»

«Родительская любовь – тоже устаревший миф», – ласково нашептывают авторы нашего, отечественного форсайта.

Хаксли же и тут рубит с плеча: «А в духовном смысле родной дом был так же мерзок и грязен, как в физическом. Психологически это была мусорная яма, кроличья нора, жарко нагретая взаимным трением стиснутых в ней жизней, смердящая душевными переживаниями. Какая душная психологическая близость, какие опасные, дикие, смрадные взаимоотношения между членами семейной группы! Как помешанная, тряслась мать над своими детьми (своими! родными!) – ни дать ни взять как кошка над котятами, но кошка, умеющая говорить, умеющая повторять без устали: “Моя детка, моя крохотка”».

У Хаксли все дети без исключения растут в воспитательных центрах, то есть в детских домах. Авторы российского «форсайта» гуманно предлагают альтернативы в виде различных «воспитательных сообществ». Даже идею отмены школы, закачки информации прямо в мозг через Интернет, которая так шокировала либерально настроенных граждан, доморощенные методологи слизали у творца «прекрасного нового мира». Он, правда, несмотря на свои гениальные прогностические способности, до чипов не додумался. Вот что видят студенты, когда на продолжающейся экскурсии их знакомят с гипнопедией (для нашей цивилизации это уже вчерашний день): «Они вошли и оказались в сумраке зашторенного спального зала. У стены стояли в ряд 80 кроваток. Слышалось легкое, ровное дыхание и некий непрерывный бормоток, точно слабенькие голоса журчали в отдалении.

Навстречу вошедшим встала воспитательница и застыла навытяжку перед Директором.

– Какой проводите урок? – спросил он.

– Первые 40 минут были уделены началам секса, – ответила она. – А теперь переключила на основы кастового самосознания.

Директор медленно пошел вдоль шеренги кроваток. 80 мальчиков и девочек тихо дышали, разрумянившись от сна. Из-под каждой подушки тек шепот».

Тихий, но отчетливый голос перечислял преимущества их принадлежности к касте «бета»: «До подъема им повторят это еще разочков 40 или 50, затем снова в четверг и в субботу. Трижды в неделю по 120 раз в продолжение 30 месяцев», – сказал директор. И добавил: «Покуда наконец все сознание ребенка не заполнится тем, что внушил голос, и то, что внушено, не станет в сумме своей сознанием ребенка. И не только ребенка, а и взрослого – на всю жизнь. Мозг рассуждающий, желающий, решающий – весь насквозь будет состоять из того, что внушено. Внушено нами!.. Внушено Государством!»

(Окончание следует.)