Продолжаем публикацию историй, вошедших в популярный в Сербии сборник…
Инокиня Афанасия (РАШИЧ)
Отче, помоги
По совету своих знакомых молодожёны пришли в первый раз в эту святыню.
Муж, пожалуй, вообще, выглядел так, как будто в церковь пришёл первый раз в жизни.
Его жена была высока, лицо несло на себе отпечаток той миловидности и неповторимой нежности, которые присущи поре беременности.
Это и было целью визита к священнику. Они терпеливо ждали, когда дойдёт очередь и до них, а когда настал их черёд, женщина воскликнула без всяких предисловий:
— Отче, помоги! Врачи сказали, что могу родить урода и нужно делать аборт. Боюсь! Что делать?
Батюшка простыми словами смог убедить отчаявшуюся женщину в том, что Творцу видимого и невидимого мира под силу вмешиваться в любые жизненные процессы, ибо именно Он эти процессы Сам и сотворил. А раз так, то почему же нам не обратиться к нему с мольбой о помощи, тем более, что, вмешавшись, Господь многое может изменить.
— Господь заповедовал: «Толцыте и отверзется, ищите — и обрящете». Он не говорил, что это касается только тех, стародавних времён, но касается и нас, и нашего времени.
В храме была сотворена молитва, а после батюшка рассказал об основах духовной жизни и сути христианского брака.
Позже женщина рассказывала о своих ощущениях: когда сотворялась молитва, исчезал страх, а пустота в душе наполнялась непонятной силой, приносящей умиротворение.
На прощание старец спросил:
— Что ждёт тебя дома?
— Заботы о сыне.
— Иди, и ни о чём не тревожься. Родишь славную девочку.
Женщина расплакалась и поблагодарила священника.
Всё время до родов она провела в молитве и подготовке к приходу в мир нового человека. Муж, конечно, был рад тому, что ушли в прошлое изнуряющие приступы депрессии, ранее часто накрывавшие унывающую супругу, но, тем не менее, в глубине души он побаивался того, что врачи могут оказаться правы, и появившийся на свет малыш принесёт много скорбей.
Пришёл этот день, ожидаемый не без опаски.
Родилась ангелоподобная милая девчушка, и радости не было конца.
Возблагодарив вместе со старцем Господа за явленную милость, супруги пообещали, что будут стараться вести христианский образ жизни.
Когда настало время показать Анжелу докторам, то среди врачей оказался один из тех, который и рекомендовал прервать беременность:
— Вы в своём уме!? Вас же предупреждали о том, что Ваша беременность рискованна?
Маленькая девочка посмотрела на нервного доктора своими глубокими небесными очами, и врач прервал свою тираду.
«Как это возможно?»
Но глаза новорожденной Анжелы мирно говорили ему безо всяких слов:
«Бог, доктор. Ему всё возможно. Он это и сделал. Слава Ему!»
Отец и сын
Ольга постоянно ходила на воскресные и праздничные службы, а её муж Миша — нет, хотя относился к церкви доброжелательно и, как сказали бы люди, «был не против».
Было у них двое детей: восьмилетняя София и пятилетний Андрей.
Накануне великих праздников и на протяжении постов Ольга готовила постную пищу и все постились, готовясь ко св.Причастию. Дети с готовностью постились, и Ольга брала их с собой в монастырь, в то время как Миша желания не проявлял. Но она понимала, что давить в этом вопросе не следует, а нужно с молитвой дождаться, когда Господь насадит в его душе подлинную необходимость жизни со Христом. Так что она молча отправлялась, довольная уже тем, что он ни ей не препятствует, ни детям.
Когда нужно было причащаться Софии, к Таинству приступал и Андрей, но однажды он начал упрямиться. Что это может быть? Ольга слыхала, что дети могут подвергаться таким искушениям из-за того, что родители скоромятся. Но она ведь старается строго придерживаться календаря постов? Может быть всему виной грех нескромных мыслей или внутреннего ропота и осуждения своего мужа?
Однажды обрадовалась, когда муж сказал ей, что собирается в паломническую поездку с тестем, её отцом. Был пост. Она собиралась с детьми причаститься в «своём» монастыре. Сестра в тот вечер была у них в гостях и они, оставшись наедине на кухне, делились своими печалями. Сокрушаясь тому, что мужья не радеют о своём спасении души, Ольга. Вздохнув, промолвила:
— Эх. Если бы мы все вместе причастились из одной Чаши. Какое бы это было счастье… Но, верю, Миша мой придет ещё к этому.
Наутро в храме было полно народа. Пришло время к Причастию. Ольга исповедалась ещё с вечера. Теперь же подходила к Чаше с детьми, причём Андрей. К её радостному удивлению, вовсе не противился.
Служба завершилась и они тотчас же пошли чего-нибудь перекусить, но мысли её были о том, как она поделится радостью с отцом и мужем.
Вечером приехали. Слегка уставшие, но, всё-таки, торжественные. И прежде, чем она успела что-либо сказать, объявили во всеуслышание, что Миша в тот день впервые в жизни причастился.
Значит, отец и сын были связаны таким образом, что сын не хотел причащаться до тех пор, пока и отец не покается и приступит к св. Чаше. Ольга заплакала от радости, а эту историю рассказала, поскольку с тех пор они причащаются всей семьёй, каждое воскресенье идут на службу. И являются примером того, что родственники не должны унывать и с терпением и любовью молиться о вразумлении своих заблудших домочадцев.
Нужно только верить
Едва только утихли серьезные опасения, связанные с опасной беременностью, и жизнь начала входить в спокойную колею, на Светлану навалилась новая скорбь. Только закончила кормить ребёнка грудью, как появилась какая-то опухоль, которая всё не проходила и не проходила, и врачи решили отправить её на обследование. Поскольку же она очень переживала по поводу этой напасти, то прежде, чем ложиться на обследование, решила непременно испросить благословения у своего духовника.
— Отче, помоги! Однажды ты уже спасал меня, верю, и сейчас можно выздороветь. Дети мои ещё такие маленькие, упроси Господа не отнимать у меня жизнь, ведь мне нужно деток вырастить!
Старец провёл её в церковь, сотворил молитву, дал ей освящённого масла и благословил мазать каждый день после Великого Четверга.
В течение сорока дней она так и делала, разумеется, не забывая ни о еженедельных постах, ни о молитвенном правиле, ни об исповеди и причастии во исцеление души и тела.
И вот, однажды, в один прекрасный день духовник получает письмо, в котором Светлана с радостью сообщает, что опухоли нет.
Деток своих старается воспитывать как Воинство Христово. Родила ещё четверых. Все весёлые и ладные, один краше другого.
— Одни любят одно, другие — другое. А я люблю деток. Дети — это дар Божий, Он их дарует. Милость Ему и слава!
В согласии как Отец и Сын
Драги женился на набожной и смиренной девушке Драге, и пришёл в дом её родителей как зять. Драга была единственной дочерью у своих родителей, а её молодой муж имел ещё брата и сестру.
В семье царил мир и покой, были они примером для всего села: и скотина содержалась в отменном состоянии, и нивы всегда давали много плодов. Когда собирали по селу прилог на Церковь, они всегда давали столько, сколько нужно. Кроме этого, всякий раз, отправляясь на мельницу, заезжали в монастырь и жертвовали инокам мешок муки. Привозил и утром, и в полдень. А однажды подъехал уже вечером. Отворяет старенький игумен врата и говорит:
— Брат Драги, ну что ты всё время балуешь нас! Привози иногда, когда получится, а сейчас и так поздно на дворе, тебе бы домой поскорее добраться, а ты с пути свернул и к нам с гостинцем.
— Прости, отче, все мы в доме приметили, что когда жертвуем монастырю немного муки, то нам самим хватает на дольше. А когда не привезём вам, то заканчивается скорее, и нужно вновь ехать на помол. Но сейчас меня тревожит другое. Сушь. Нет дождей, боюсь, не будет и урожая.
Так и высказал свою печаль, взял благословение — и поехал.
Старец вернулся в церковь, и взмолился, вознёся руки ввысь:
— Господи, дай дождя ради доброты этого человека!
И молился долго, о чём-то ещё своём, одному ему ведомом.
А утром пошёл дождь.
Вот так.
Оставил сестру без приданого
Живадин был богатым человеком. Все имущество отца досталось ему одному в наследство, поскольку по тогдашним законам наследниками были только мужчины. Остался жить в родительском доме с матерью. Сестру выдал замуж за Недрага, совсем не дав за ней никакого приданого. Выдал наспех, лишь бы избавиться от неё и оставить себе ещё больше богатства.
Приданое всегда воспринималось как некая гарантия для ребёнка женского пола — случись что, всегда есть свой кусочек хлеба. Сестре было нелегко в браке, но она — будучи христианкой — не проклинала своего алчного брата, хотя порою накатывала на неё печаль: ведь он был очень богат, и, если бы он хоть чем-то поделился, ей было бы легче кормить своих детей.
Недрага — нелюбимого мужа — сумела понять и полюбить, и это было сделать несложно: ведь Сербия в очередной раз пострадала от разорения лихолетья войны, а в такую пору на многие вещи смотришь совсем иначе.
Горек был хлеб матери, оставшейся в доме сына, помутившегося душой от свалившегося на него богатства. Она умоляла его о милости к своей сестре, но, поскольку мольбы эти не трогали сыновнего сердца, вынуждена была просто отрывать от себя и утаивать для своих внуков.
Собрался Живадин женить своего сына. Погрузился в размышления: сколько и где дать ему земли, какие дома, сколько денег? Дочь, кстати, тоже вознамерился выдать замуж. За богатого, немного старше её и — опять без приданого.
Дочь таки выдал за «Недрага», а вот сына женить не успел.
Сын исчез, сбежал на войну добровольцем.
Увели товарищи. Оббежал всех соседей — никто ничего не знает. Уж он и лютовал, и гремел, и ревел, подозревая, что люди всё знают, но ему ни в чём не открываются. А когда всё кончилось, товарищи вернулись, а сына его всё нет и нет.
Пропал без вести.
Потом, впрочем, кто-то сказал, что слышал, будто он погиб, сражаясь в партизанах, на той-то горе…
Снарядил телегу и отправился на поиски родных косточек.
Перерыл буквально всю гору, но ничего не нашёл.
Спустя месяц бесплодных поисков вернулся в свой дом. Опустошённый и отчаявшийся.
Лёг на одр и не вставал, молчал и плакал беззвучно.
Рядом с ним была дочь и зять, которого он не любил.
— Вот, тебе достанется мой дом. А сына моего нет.
Дочь отмахивалась поначалу, но вскоре таки согласилась принять от отца один из дворов.
День за днём Живадин не находил покоя, размышляя: почему всё так обернулось? Ведь он жил не для себя, а для наследников? А вот теперь нет сына и никаких наследников больше не будет. Так и остался совсем одинок.
Между тем, сестра сумела воспитать детей, устроились они в городке и устроились крепко.
Живадин всё лежал и лежал, вспоминая всю свою жизнь. И то, как плакала сестра, умоляя не позорить её, выдавая без приданого.
И слова матери:
— Заклинаю тебя молоком, которым вскормила, не поступай так с сестрой!
И ещё дочь:
— Не выдавай меня за нелюбимого! Я пойду работать, только не выдавай!
А он оставался глух к этим мольбам.
Глаза наполнились какими-то едкими и пекучими слезами — и Живадин ослеп.
Дочь читала вслух Евангелие, он повторял про себя святые слова. Яд, переполнивший всё его существо, начал помалу уходить.
Однажды, спустя двадцать лет после внезапно наступившей слепоты, зрение так же внезапно вернулось к старику и Живадин вновь смог увидеть своих близких. Было это на его Крестную Славу, в день памяти Свт. Николая.
Проводив гостей старик вернулся в свою комнату, помолился, лёг, скрестив руки, и тихо отошёл ко Господу.
Милица только молчит
Попросили батюшку во время посещения им этого города заехать и сотворить молитву за здравие болящей девицы Милицы, которая вот уже 2 года лежит в постели и ни с кем не разговаривает, и ни о чём не просит.
Родители Милицы были далеки от Церкви, атмосфера в семье была тяжёлой: в тяжкой болезни дочери непрестанно обвиняли друг друга, и, вообще, были они уже на грани развода.
Батюшка согласился посетить этот дом неохотно. Он вообще избегал куда-либо отлучаться из монастыря. А уж чтобы ходить по домам…
Но, тем не менее, удалось упросить батюшку. Сотворил молитву (предварительно убедив родителей повернуться друг ко другу ради спасения своего дитя, ибо Господь слышит искренний вопль молитвы родителей). Кроме того, посоветовал привести своё душевное состояние в порядок: совершить Таинство венчания, исповедаться и подготовиться к Св. Причастию.
Через несколько дней к телефону попросили отца игумена.
Это была мать Милицы. Вначале вежливым и несколько снисходительным тоном она осведомилась: может ли он её выслушать, ведь он всегда занят… А затем требовательно и грубо завопила:
— Девочка после Вашего посещения заговорила. Но лучше бы она продолжала молчать!!
Затем начался какой-то совершенно бессвязный поток сознания, проговариваемый разным тоном: то громче, то тише, как будто радиоприёмник никак не может настроиться на одну волну.
— Раньше Милица спала два часа в день, а сейчас совсем не спит! Нет ни минуты покоя! В доме находиться просто невозможно!
— Нужно усилить молитву, — отвечает старец.
— Она агрессивна, она ничего не хочет!
— Тем более нужно молиться. Приведите её в Церковь, но обязательно сопровождении какого-нибудь физически крепкого родича. Будем вместе молиться.
После того, как игумен совершил молитву над болящей, он вернулся в монастырскую трапезную изнуренным и сильно вспотевшим. Усталым голосом он предупредил матушку-повариху:
— Сейчас такое увидите. Не пугайтесь. И не удивляйтесь.
Не успел он этого проговорить, как в дверях за его спиной появилось это.
Лицо, перекошенное от ярости, грязные спутанные слипшиеся волосы, торчащие во все стороны на полметра от головы. Руки с растопыренными пальцами, увенчанными длинными закрученными вниз ногтями, точнее, когтями. Испускала не звуки, а резкие взвизгивания пилы, отдалённо напоминавшие что-то вроде:
— Нет, не-е-ет, не хочу!!
Инокиню, угощавшую гостей монастыря, обуял такой страх, что она выронила на пол поднос с чашками. Затем, поспешно прибрав, удалилась в кухню. Никому из собравшихся было не до угощения даже после того, как Милицу вывели во двор монастыря.
Впрочем, спустя некоторое время эта неприятность затерялась в прошлом, поскольку жизнь обители текла своим чередом: богослужения, беседы с паломниками, которые текли непрестанной рекой, принося свои беды и радости. Да и телефон не умолкал, хотя старец всегда отдавал предпочтение беседе с теми, кто приезжал сам, а не просто пытался нечто уточнить по телефону.
И вот однажды звонок:
— Помоги, Боже!
— Бог Вам в помощь, — отвечает инокиня.
— Простите, могу ли я поговорить с игуменом? Если можно.
— Нет.
— Простите, матушка, я — Милица. Может быть, помните: я ещё напугала Вас. Батюшка тогда молился — и у нас дома, и в монастыре. Мне бы хотелось лично поблагодарить его за всё, за молитвы о нас. Сейчас всё хорошо, я бы хотела взять у него благословение и приехать к вам с родителями. Я пою в церковном хоре.
Инокиня, растроганная до слёз, побежала к настоятелю и сунув ему в руки трубку, сделал многозначительный знак глазами, говорящий о том, что не ответить никак нельзя!
Приложив трубку к уху, отец настоятель буквально просиял от счастья, смущенно пробормотав:
— Слава Богу, сестра, слава Богу! Обязательно приезжайте. Пожалуйста!
На следующий день все они и приехали. Мы их, конечно же, узнали сразу. Разве что Милица теперь была совсем другой: мы увидели пригожую девушку с аккуратно расчесанными волосами. Родители повенчались, а отец — некогда воинствующий атеист, увидев такое явное проявление чуда Божьего, — теперь уверовал, и речь свою пересыпал цитатами из творений Св. Отцов.
А жена — перводя взгляд с мужа на дочь — всё ещё не могла до конца поверить в то, что ещё совсем недавно все они были так далеки от мира и счастья.
Милица же, собирая тарелки после обеда, намеревалась их перемыть, чтобы хоть такой малой лептой возблагодарить Господа, возвратившего по молитвам святителя Николая и здоровье телесное, и мир душевный.
Об этой семье нам известно мало. Как и многих тех счастливых семьях, которые похожи друг на друга, — как в самом начале одного романа написал великий писатель.
Это ведь несчастливые семьи несчастливы по-своему. Впрочем, в заключение этой истории, хотелось бы напомнить нашим читателям о том, что ничто не мешает несчастным — каждой по своему — семьям обратиться к Тому, Кто способен в один миг всё изменить.
Аминь и слава Богу!
Источник: Русская народная линия