Драгош Калаич: ПРЕВРАЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В МЫШЬ

Почему в США убийство мышей и крыс карается тюремным заключением и штрафом? Какова связь между американской плутократией и мышиным родом? Является ли Микки Маус неофициальным божеством «нового мирового порядка»? Почему «Frankfurter Allgemeine Zeitung» разжигает ненависть к волкам? Что значит волк для сербов?

СТАРЫЕ И НОВЫЕ АНТРОПОЗООМОРФОЗЫ

На тесличском фронте, под Змаевцем, входя в один из дзотов, я чувствую хорошо знакомый отвратительно-резкий, приторный запах разлагающихся мышей. Отравленные вредители доползают до своих подземных убежищ, где и издыхают, а потом, в периоды низкого атмосферного давления, оттуда пробивается удушливый смрад гниения. Поэтому в армейских разговорах — наряду с обсуждением пережитых событий и теории ведения войны — постоянно присутствует тема эффективной борьбы с омерзительными грызунами, являющимися порой большей напастью, чем самоубийственные атаки мусульман на сербские права и сербскую свободу.

Вспоминаю, как давным-давно, в Риме, по просьбе незабвенной подруги — вызывающе синеглазой и златокудрой датчанки, графини Беты де Финн Лихт, я провел основательную «этническую чистку» ее квартиры от черных мышей. Она жила в квартале между тибрским островом и площадью Венеции, пользовавшемся дурной репутацией из-за мышей, которые расплодились здесь в таком количестве, что даже кошки убегали прочь, спеша укрыться в близлежащих имперских развалинах вечного города. Вынося этих хтонических созданий в мышеловках на террасу (где затем топил их в ведре с водой), я заметил тогда, что более скорую и ужасную смерть приносит им направленный яркий свет Солнца, «непобедимого Солнца» гиперборейской традиции.

Рассуждая теперь о преимуществах и недостатках различных средств и методов борьбы с грызунами, я невольно думаю вслух: «Услышь нас сейчас какой-нибудь доносчик из числа местных «независимых» выродков, он мог бы запросто подать на нас в гаагский суд, обвинив в том, что мы готовим новые «военные преступления», поскольку в нашем словаре слово «мыши» — в действительности зашифрованное обозначение врага.

Впрочем, подобное ироническое предположение по поводу возможных интеллектуальных потугов потенциальных осведомителей явно запоздало. Ряд признаков указывает на то, что в глазах самозванных правителей «нового мирового порядка» мыши давно уже «священные зверушки», а потому они (правители) готовят правовые основы для защиты вышеупомянутой «святости», в коей безошибочно узнают символическое воплощение собственных свойств. Так, ежедневная газета «Chicago Tribune» от 15 августа 1994 года сообщает читателям, что в США уничтожение мышей и крыс может караться не только штрафом, но и тюремным заключением. Статья под названием «Дело Балуна против крысы» рассказывает о судебном процессе, в ходе которого исполнительный директор Newark Humane Society (что-то вроде «Нового Ноева ковчега» человеческого общества) некий Ли Бернштейн обвинил семидесятилетнего ветерана войны Н.Дж.Балуна в том, что тот «заставил умереть ужасной смертью» одну крысу.

Несчастный ветеран, он же начинающий садовод-любитель, поставил у себя в саду ловушку для крысы, уничтожавшей рассаду помидоров. Поймав вредителя, Балун по-стариковски неуклюже завозился с ловушкой, и крыса, выскользнув, кинулась в сторону двух внучек, наблюдавших за работой деда. Обеспокоенный тем, что дети будут напуганы, как он заявил на суде, обвиняемый Балун схватил первое, что попалось ему под руку — метлу, и ударом древка прибил крысу. На беду обвиняемого это видел сосед, член вышеупомянутого «человеческого общества», который и доложил обо всем своему исполнительному директору. Ли Бернштейн считает, что мыши и крысы заслуживают «по крайней мере, гуманных методов эвтаназии, а не такой ужасной смерти». Поэтому он потребовал, чтобы суд приговорил обвиняемого к штрафу в размере одной тысячи двухсот долларов и к шести месяцам лишения свободы».

К счастью, для остатков здравого смысла (и для ветерана Второй мировой войны, проливавшего кровь за интересы плутократии), судьи отклонили иск, мотивируя это тем, что «у суда есть более важные дела, чем защита крыс». Итак, de facto «терминатор крыс» признан виновным: от наказания его спасла только чрезмерная занятость суда «более важными делами». Свою статью журналист из «Chicago Tribune» заканчивает предостережением читателям: «Теперь мы, по крайней мере, знаем, что в наше время даже крысы могут быть провозглашены жертвами». А у ветерана войны Балуна будет отныне возможность на досуге, в перерыве между сельхозработами, поразмышлять на тему: за что я боролся?

ВАШИНГТОН ЗАЩИЩАЕТ КРЫС

То, что речь идет не просто о частном случае, лишний раз подтверждающем извращенный характер американского «гражданского общества», но о всерьез заявленной государственной защите мышиного рода, подтверждают и массовые демонстрации фермеров в Керн Каунти (Калифорния), протестующих против ареста одного из своих собратьев, угодившего за решетку стараниями сугубо официального учреждения «U.S. Fish and Wildlife Service» (что-то вроде «Службы Соединенных Штатов Америки по защите жизни рыб и животных»). Если верить публикации в еженедельнике «The Spotlight» от 26 сентября 1994 года, данное учреждение обвиняет злополучного фермера в том, что он, обрабатывая свои 723 гектара земли, «уничтожил место обитания колонии полевых мышей, поставив тем самым под угрозу их жизнь». Ссылаясь на положение закона о защите животных, «Служба» требует от соответствующих судебных инстанций вынести арестованному приговор в виде одного года лишения свободы и штрафа в размере двухсот тысяч долларов. Процесс назначен на шестое декабря этого года. Если на сей раз официальной службе американской плутократии удастся добиться желаемого, то — в соответствии с прецедентным правом, свойственным правосудию США, — над американскими фермерами нависнет своего рода Дамоклов меч.

Какова причина и в чем смысл подобного порыва со стороны американской плутократии, взявшейся защищать мышей и крыс от людей? Идет ли речь всего лишь о последнем изобретении, запатентованном создателями перманентного уничтожения сельского хозяйства (с целью превращения свободных земледельцев в зависимых пролетариев, потребителей пищевых суррогатов «быстрого приготовления», откровенно именуемых «мусором» — junk-food)? Или же о явных проявлениях садизма со стороны реальных правителей США, которые буквально наслаждаются, издеваясь над здравым смыслом угнетенного белого человека? В пользу последнего предположения говорят и десятилетиями не прекращающиеся мультисериалы, приучающие самых маленьких получать удовольствие от сцен изощренного издевательства черной мыши над домашним котом, олицетворяющим идеалы порядка и традиционного уклада американского «тихого большинства». Возможно, нью-йоркским банкстерам (порода, возникшая в результате скрещивания гангстеров и банкиров. — Д.К.) также доставляет особое удовольствие держать порабощенный народ в постоянном страхе, третируя людей абсурдными судебными исками. Не исключено, что подобные процессы призваны способствовать и дальнейшему утверждению в обществе культа мышей, в коих, как уже было сказано, плутократия узнает своих самых близких родичей из мира фауны.

О культовой природе привязанности к мышиному и крысиному племени свидетельствуют и огромные финансовые средства, вкладываемые в прославление и популяризацию одной нарисованной мыши по имени Микки Маус, которая благодаря умелому маркетингу давно достигла размеров священного животного — символа американской колониальной субкультуры, а значит и «нового мирового порядка». Впервые в истории человечества одна /суб/культура узнала свою систему ценностей и соответствующий образ жизни в маленьком прожорливом грызуне, чьи свойства пытается теперь навязать всему людскому роду, превращая человека в мышь с помощью разветвленной сети медийных условностей.

МЫШИНЫЙ КОСМОПОЛИТИЗМ

Следуя этологическому методу познания лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца, мы можем составить представление о человеке и обществе «нового мирового порядка», изучая повадки особей из семейства мышиных (отряд грызуны), поскольку, как уже говорилось выше, мышь — священное животное мондиалистов. В классе млекопитающих мыши (лат. muridae) являются самыми близкими к людям по способности к «оппортунистическому старению». Мышь обладает даже большим потенциалом приспосабливания к среде, чем человек, поскольку не испытывает воздействия силы духовной гравитации, будучи абсолютно свободна от «комплекса» под названием «родина» или «отчизна». Иными словами, мышь есть воплощение идеального космополитизма: она чувствует себя хорошо везде, где для ее паразитизма есть реальная пища.

Мышь может служить совершенным аллегорическим примером того, каков должен быть человек по идеологическим меркам «мультикультурного общества», поскольку полностью готова к сожительству с любым типом или классом, расой или нацией, за исключением животных, подобных кошке, угрожающих ей геноцидом. Возможно, самозванные правители «нового мирового порядка» навязывают человечеству культ мыши, имея в виду и те ее свойства, которые обнаружила традиционная европейская симвология. Согласно словарю Хосе Антонио Перес-Риойо (Diccionario de simbolos у mitos, Мадрид, 1980), мышь символизирует «слабый рассудок» и «короткий ум». Как уведомляет нас непревзойденный словарь венецианского диалекта Джузеппе Боэри (Dizionario del dialetto veneziano), слово, которым венецианцы издавна обозначали амфибийный тип мыши, обитающий по каналам (pantegan) одновременно служит синонимом «толстого человека, с трудом передвигающегося из-за своей тучности». В широком смысле pantegan — это туго думающий человек, чья мысль не может отойти дальше собственного благополучия. В древней Элладе таких людей называли «идиотами». Излишне подчеркивать, что эти люди — идеальные члены «гражданского общества», в том его виде, коего столь рьяно добиваются ныне устроители оного.

Любая реальная перспектива углубленного изучения «мышиного символизма» должна неминуемо достичь горизонтов европейского средневековья. Европейцы в ту пору называли крысами ростовщиков, которые, подобно крысам, копили добро (ради самого процесса накопления), приобретая его за счет паразитизма на чужом страдании и горе. Лица своего врожденного бесчестия представители этого племени показывали сквозь узкое отверстие закладного оконца, словно выглядывали из мышиных нор. Не исключено, что современные ростовщики, подчеркивая в глазах человечества «святость» мыши, как образца, которому люди должны уподобиться, поступают так движимые порывами мстительного злопамятства за средневековое унижение и презрение к их сословию.

МЫШЕМОРФОЗА КАФКИ

И здесь уместно обратить внимание читателя на образную заявку целой системы по уподоблению человека мыши, сделанную Кафкой. Почитатели литературного опуса Франца Кафки обычно удивляются той прозорливости, с которой он якобы предсказал появление концентрационных лагерей, подобных Аушвицу и Бухенвальду. (Речь идет о рассказе «В исправительной колонии». 1919 г.). Однако сие «пророчество», как мы понимаем, состряпано все-таки не до, а после появления первых концентрационных лагерей, устроенных англичанами, чтобы заключать в них, мучить и убивать буров. «Прозорливость» Кафки подтверждает скорее другое его «произведение» — не «В исправительной колонии», но «Притон», где рассказчик исчерпывающе и убийственно скучно, по крайней мере для нас, исповедует свою мышиную психологию как прообраз forma mentis человека по воле стратегов «нового мирового порядка».

Речь идет о психологии изолированного эгоизма и взгляда грызунов на мир. Кафка знаменит и тем, что в своей «Малой басне» вскрыл сущность мышиного космополитизма (соответственно, мондиалистической идеологии), сводящего мир неповторимых красок и различий к убогому единообразию, что сужает его до размеров мышеловки для человека:

«Ах, — воскликнула мышь, — мир сужается с каждым днем. Сначала он был так широк, что мне было страшно; я бежала, бежала и почувствовала себя счастливой лишь тогда, когда и справа, и слева наконец показались стены. Но эти длинные стены так стремительно сближаются, что вот я уже и в последней комнате; а там, в углу, ждет западня, в которую я непременно попаду». — «Тебе надо просто поменять направление», — сказала кошка. И съела мышь».

Возможно, правителям «нового мирового порядка» мышь (Микки Маус) служит в качестве своеобразного талисмана, подбадривая и вселяя веру в собственное процветание, по формуле гомеопатической магии. Неопровержим тот факт, что среди млекопитающих мыши являются наиболее живучим семейством, практически неистребимым. Все опыты дератизации свидетельствуют, что им удается побороть самые сильные яды с помощью быстрых генетических мутаций, благодаря которым они приобретают соответствующий иммунитет или способность преодолевать внутренние кровотечения, вызванные действием токсинов. Если мне не изменяет память, именно Конрад Лоренц однажды меланхолично заключил, что после ядерного «конца света» в живых останутся только мыши и крысы.

Неистребимыми кажутся и ростовщики. Им удалось побороть всю защитную систему христианской и аристократической Европы и завладеть властью и силой, чтобы навязать европейцам свой «новый мировой порядок». Поэтому сегодня банкстер Давид Рокфеллер, президент тайного мирового правительства, именуемого «Трехсторонней комиссией», и ментор «Совета по иностранным делам», определяющего внешнюю политику США, может открыто объявить всем народам, что отныне они лишены права на самоопределение и должны подчиниться такому мировому порядку, при котором всем будут заправлять банкиры и их интеллектуальная обслуга, так называемая элита.

Как этому чужеродному меньшинству удалось подчинить себе белое большинство, начиная с легковерного и бессловесного американского «тихого большинства» — это уже другая и весьма длинная история. Здесь же хотелось бы напомнить всего лишь об уроках Брема, подчеркивавшего силу мышей, способных одолеть и слонов. Альфред Эдмунд Брем в своей знаменитой «Жизни животных» приводит свидетельство известного немецкого торговца животными Хагенбека о том, как во время корабельной перевозки из Африки мыши умертвили трех молодых слонов (прогрызли им ступни). При символическом проецировании подобных парадоксов из животного мира в человеческий следует иметь в виду правило всеобщего опыта, согласно которому человек более подвержен низким, нежели возвышенным позывам, тем более в современную эпоху, в обществе, страдающем размягчением мозгов и отмеченном помрачением источника божественного света.

Изложенным правилом косвенно объясняется и тот факт, что превращение человека в мышь в рамках современной цивилизации Запада представляет собой массовое явление, выходящее далеко за пределы того сословия, в представителях которого жители средневековой Европы склонны были видеть мышиные и крысиные черты. Уже одно описание мыши у Брема может служить безукоризненным примером, раскрывающим самую суть жизни человека, взращенного на иудейско-протестантской концепции купли-продажи и соответствующей «религиозности», находящей свое законченное выражение в либерально-капиталистической системе экономики: «Со страстью купца она трудится, чтобы увеличить свое достояние».

Необходимо подчеркнуть, что «мышиная» символизация нечестно приобретенных благ не является новейшим европейским патентом, но имеет широкую и прочную традиционную основу. Так, например, в реинтерпретации арийских завоевателей Индии, дравидская мышь стала олицетворением кражи и богатства, заработанного обманом. Согласно Пьеру Грисону, «защищенная личиной обмана, мышь единственная извлекает выгоду из призрачных наслаждений естества, обретая ее даже в аскетизме». Mutatis mutandis приведенное описание символизма мыши в арийской традиции вполне подходит и для раскрытия той техники иллюзионизма, на которой зиждется «потребительская цивилизация» — под знаком искусственного пробуждения жажды «призрачных наслаждений», но без подлинного удовлетворения («счастье» непрерывно ускользает, словно электрический заяц на собачьих бегах).

Иммунитет мышей и крыс против заразы (такой, как чума), легко передающейся от них людям, также имеет аналогию во взаимоотношениях плутократической псевдоэлиты и современного мира. Речь идет о двойной морали плутократии: для себя и ближних она часто исповедует весьма консервативные нормы и принципы, нигилистические же и самоубийственные модели индивидуальной и общественной жизни подсовывает и навязывает всем прочим людям и народам на свете. Подобная аморальная двойственность — ярчайшая и характернейшая черта всех этнических реформаторов и апологетов современной цивилизации: от Карла Маркса — до Ленина и Рокфеллера. Она проявляется и в конкретной политике вашингтонской службы «нового мирового порядка». Так, Вашингтон стремится любой ценой навязать всем нациям «мультикультурную» модель общества (предполагающую полный отказ от права на самоопределение и собственную государственность, забвение всех традиций и национальной истории) и — в то же время — оказывает постоянную моральную, материальную и военную поддержку ультранационалистическому, основанному на экстремистской религиозной исключительности государству еврейского народа с его историческими претензиями двухтысячелетней давности…

Как хтонические животные, мыши издавна олицетворяли подземную фазу связи с миром. Поэтому сегодня мы вправе заключить, что культ мыши в обществе «нового мирового порядка» является логичным и неизбежным, поскольку символизирует последнюю, «подземную» фазу, в которую вступила современная цивилизация Запада в конце своего цикла.

В свете изложенных фактов нас не должно больше удивлять и обилие мышеморфных аргументов в ходе кампании по тотальной сатанизации сербов в западных СМИ. Так, чтобы уяснить сербскую позицию относительно Микки Мауса, корреспондент американской газеты «Heralde Tribune» не поленится посетить белградский зоопарк и взять интервью у его директора. Однако на невинное замечание Вука Бойовича по поводу того, что он «видит в своих животных человеческие черты», журналист отреагировал неожиданно свирепо: «Между тем, Бойович имеет в виду вовсе не Микки Мауса! Его любимец — молодой тигр, которого он подарил Аркану, главарю сербских боевиков. Этот тигр является символом «тигров» Аркана, банды головорезов, беспощадно истреблявших мусульман в Боснии. Бойович представляет нам и огромную тигрицу по кличке Волга. Директор буквально щебечет от умиления, щекоча уши дикого зверя!»

Особый гнев корреспондента газеты «Heralde Tribune» вызвала «сербская сторожевая собака», которую он описывает своим читателям следующим образом: «Пес, вальяжно разгуливающий по своей роскошной клетке, — настоящий великан. Возьмите волка, добавьте немного от непальского мастифа, скрестите полученного монстра с доберманом и боснийской овчаркой — и вот перед вами чудовище весом в добрых семьдесят пять килограммов». То, что «сербская сторожевая» заслужила свое название — подтверждает и такое признание американца: «Едва появился я, пес начал страшно лаять».

ВОЛК КАК ВЫЗОВ СОВРЕМЕННОМУ МИРУ

В неофициальном процессе жрецов «нового мирового порядка» против сербского народа видное место заняло и обвинение, выдвинутое германским славистом Рейнхардом Лауэром и опубликованное на страницах «Fraukfuztez Allgemeine Zeitung», под названием «Как убийцы становятся героями — о героической поэзии сербов», где сербам инкриминируется в первую очередь мифологический образ волка:

«Сербский миф о волке резко отличается от античной басенной традиции, изображающей волка свирепым и опасным животным. Изречение Плавта «человек человеку — волк» не является постулатом некоего пораженческого утверждения; наоборот, это — предупреждение человеку, чтобы он не вел себя по отношению к другим людям по-волчьи, как зверь. Все баснописцы, начиная с Эзопа и кончая Крыловым, раскрывают жадность, грубость и кровожадность волка; даже тогда, когда он перевоплощается… Одолеть волка, укротить его — и того, что в нас, и того, что вне нас — задача цивилизации каждого народа еще с античных времен».
[pullquote]

Васко Попа: Из цикла «Поклонение хромому волку»

Возвращайся в свою нору
Опозоренный хромой волк

И спи там до тех пор
Пока лай не замерзнет
И бранные слова не заржавеют
И факелы всеобщей травли не погаснут

И до тех пор пока все не упадут
С пустыми руками внутрь самих себя
И не прикусят свои языки с горя

И насильники псоглавцы с ножами за ухом
И загонщики с половыми органами через плечо
И охотничьи драконы питающиеся волками

Я ползу к тебе на четвереньках
И вою о твоей славе
Как в твои былые
Времена величия

И я молюсь тебе мой старый хромой бог
Вернись в нору

перевод А. Сен-Сенькова и М. Петрович[/pullquote]По доктору Рейнхарду Лауэру, единственное исключение в мире представляет сербский народ, который любит и боготворит волка, чем якобы и объясняется преступный и геноцидный характер сербов. Приведенную нами цитату Лауэр предваряет примерами позитивного отношения к волку в сербской народной поэзии, а также более свежими — из Васко Попа, Гойко Джого и Райко Петрова Ного. Он считает, что сборник стихотворений Попа «Волчья соль» содержит «тайные послания сербству, которые в данном случае облечены в мифологические образы. Хромой волк, что лежит в своем логове, загнанный и израненный, означает Сербию, чье национальное достоинство и силу отняло государство Тито. Задача этих необыкновенно красивых стихов заключается в том, чтобы оправдать волчье племя, представить его жертвой, достойной жалости, которой — после долгого унижения и гонений — предстоит блестящее возвращение. Поэт игнорирует тот факт, что волки — прежде всего опасные и свирепые животные, оставляющие за собой кровавый след своих жертв. Благодаря стиранию естественной границы между преступником и жертвой (вплоть до попытки поменять их местами) волчий миф Попа приобретает опасную двойственность, идеально отвечающую сегодняшним усилиям сербской пропаганды с ее тезисом о геноциде».

Живи мы в обычное время, а не в пору величайшей трагедии, теория Лауэра дала бы нам только лишний повод к интеллектуальному развлечению: в самом неожиданном месте, трубным гласом финансовой олигархии и методом превратного толкования литературных произведений обнародован наукообразный донос в духе типично марксистского суеверия. Доктор Лауэр не случайно выбрал ежедневную немецкую газету, обладающую самым большим тиражом, и опубликовал свой труд именно в ней, а не в каком-нибудь славистическом журнале — его целью было разжечь сербофобию в массах. В серьезных же научных кругах подобная теория вызвала бы в лучшем случае недоумение, поскольку основана на бесстыдных подтасовках, начиная с самого первого утверждения о якобы универсальной распространенности крайне негативного символического значения волка и кончая наивными (лукавыми?) ссылками на «басенную традицию» и прочую литературщину.

Как подтверждает «Словарь символов» Шевалье и Гербранта (цитируем по изданию Матицы Хорватской, Загреб, 1983), «символизм волка, подобно многим другим, имеет два аспекта — один жестокий и сатанинский, другой же — благоприятный. Волк — это символ света, ибо видит ночью. Такое значение он имеет у кельтов и греков, где связан с Беленом и Аполлоном». Старые языческие представления сербов о божестве, принимающем волчий облик, не являются чем-то уникальным для европейцев. Древние эллины тоже верили, что Аполлон и Зевс могут являться в виде волка. Римская волчица, как известно, вскормила Ромула и Рема — основателей вечного города; и таких легенд множество… Наконец, и в целом ряде неиндоевропейских традиций волк также является вполне положительным символом. У китайцев «небесный волк» (звезда Сириус) стоит на страже «небесного дворца» (созвездие Большой медведицы). У монголов волк — праотец Чингисхана. Культ волка-прародителя можно встретить и у совсем примитивных народов, из числа тех, кого современные западные исследователи так любят ставить в пример европейцам.

Если бы мы желали продолжать дискуссию на уровне нашего оппонента, то наверняка не приминули бы добавить, что в Германии всегда было модно называть детей в честь волка, о чем свидетельствуют имена таких знаменитых немцев, как Вольфганг Амадей Моцарт и Иоганн Вольфганг Гете.

С другой стороны, сербская мифологическая традиция содержит и негативный символизм волка (об этом доктор Рейнхард Лауэр старательно умалчивает). Достаточно открыть «Сербский мифологический словарь» (издание Нолит, Белград, 1970) и на восемьдесят второй странице прочитать: «По народному поверью, волк — явно демоническое животное. Упоминание о его сатанинской природе мы встречаем уже в предании о том, что волк сотворен дьяволом, что между глаз у него растут три чертова волоса, и что сам дьявол его боится. Если волк перейдет кому-нибудь дорогу, это считается плохим знаком, в то время как где-то, напротив, верят, что волк приносит удачу».

Из основной лжи Лауэра вытекает и все прочее, вплоть до последней цитаты, поистине чудовищной, согласно которой во Вторую мировую войну сербы якобы не были жертвами геноцида, как утверждает сегодня «сербская пропаганда», но, наоборот, сами — с волчьей свирепостью — осуществляли геноцид других народов.

Полемизируя с доктором Лауэром, мы, естественно, ни на миг не усомнились в том, что все аргументы здравого смысла, которые мы вынуждены были привести здесь в качестве сербского ответа, автору заказной статьи хорошо известны. Ясно и то, что социальный заказ был сделан отнюдь не немцами (именно поэтому немцу, по законам «современного мира иллюзий», было доверено его исполнение). Что же до «волчьей темы», то ожесточение от безысходности, стоицизм или продуктивный пессимизм как следствие недостатка веры даже чисто теоретически могут быть подвергнуты реальной критике лишь с позиций той системы ценностей, которая на протяжении многих веков созидала величественную цивилизацию Европы, жалким подобием и извращенным двойником коей является нынешняя «общечеловеческая» антицивилизация. Конечно, сербизированный румын Васко Попа — удобная (запрограммированная) мишень. Но даже к его рационально-мистическому творчеству следует подходить все-таки с европейским аршином.

Единственное, в чем прав Лауэр, так это в том, что существует особая связь между сербами и волками на уровне славянской мифологической традиции. Об этой связи свидетельствуют и древние атласы сравнения людей и народов с животными, знакомые нам в передаче Иричека и Шафарика, где немцы обозначены как родичи орлов, греки похожи на лис, болгары на быков, сирийцы на рыб, турки на змей, а сербы на волков. Веселин Чайканович в «Мифе и религии у сербов» объясняет это тем, что «волк — мифический родич и предок, мифический представитель сербского народа вообще». Не потому ли в некоторых народных легендах волков благословляет сам святой Савва.

Заканчивая наше путешествие сквозь дебри современных антропозооморфоз, мы можем заключить, что традиция связывания свойств людей и народов со свойствами определенных животных — существует и в сознании человека ХХ столетия, на закате второго тысячелетия христианской эры и третьего, западного цикла европейской культуры и цивилизации. Поэтому и освободительная борьба сербского народа против «нового мирового порядка» может быть наглядно представлена и раскрыта через противопоставление волчьих и мышиных свойств. Весь многолетний совокупный опыт автора этих строк свидетельствует о том, что сегодня в сознании европейцев уже практически не осталось былых следов негативного символизма волка. Давно прошли те времена, когда волк вызывал страх и олицетворял опасность для рода человеческого. Сегодня он является символом тех достоинств, которые человек потерял, продав душу дьяволу бога Мамона. Волк — символ свободы и неподкупности, благородства и неукротимости. Последние волки бродят одиноко по лесам Европы как символы первозданной глуши борцов за свободу. Из этой глуши великаны европейской мысли, подобные Хайдеггеру и Юнгеру, ожидают начала возрождения европейцев.

Не случайно (но закономерно), что именно немецкие дети своими еще не испорченными и не отравленными сердцами смогли почувствовать и безошибочно угадывать в сербах олицетворение той свободы, которую потеряли или предали их отцы. Поэтому все чаще идеальная мечта для них заключается в том, чтобы стать, когда они вырастут, — die Serben, сербами. Последнюю информацию об этом мы получили из Берлина от корреспондента крагуевацких «Взглядов» Николы Живковича. С экрана очередной ТВ-анкеты на вопрос: «Почему вы хотите стать именно сербами?», белокурые и русоволосые мальчуганы ответили как один:

«Быть сербом — значит быть свободным. Ты делаешь то, что тебе кажется хорошим, а не то, что от тебя ждут другие, и что, по их мнению, ты должен сделать. Быть сербом — значит быть честным. Они что думают, то и говорят. Все остальные думают одно, а говорят другое”.

1994 год

С сербского перевела Наталия Егорочева

 

Источник: Завтра