Углубленный подход к работе с художественным словом был для Данило Киша доминантой в писательском деле. В первую очередь поэтому, несмотря на большой соблазн, будет неверно отнести его к той или иной категории по тематическому принципу
Анна РОСТОКИНА
Данило Киш влился в течение сербской, вернее югославской литературы не по национальной или языковой принадлежности, а по собственному выбору, чем, кстати, сделал ей большую честь. Венгерский еврей по отцу и черногорец по матери, выросший в многонациональной Воеводине и в патриархальном Цетине, рано познакомившийся с европейской литературой, проживший немалую часть своей жизни во Франции, надо думать, он нигде в полной мере не чувствовал себя как дома и был космополитом по духу. Что касается его художественных взглядов, они были созвучны актуальным тенденциям европейского и мирового письма, которые Киш – как писатель и как переводчик – перенес на поле югославской литературы, тем самым осознанно заявляя о ее высоком месте в европейском культурном пространстве.
Данило Киш родился в 1935 году в Суботице. Его отец, старший инспектор железных дорог королевской Югославии Эдуард Кон сменил свою еврейскую фамилию Кон на Киш, чтобы придать ей венгерское звучание. Дома говорили по-сербски, в школе – по-венгерски. Данило в четырехлетнем возрасте крестили по православному обряду. Именно это позже спасло ему жизнь. Во время Второй мировой войны Воеводина попала под оккупацию фашистской Венгрии. Зимой 1942 года произошел печально известный новосадский рейд, в ходе которого оккупационные власти убили более 3000 мирных граждан, евреев и других «нежелательных элементов». (Спустя годы этот эпизод появится в романе Данило Киша «Псалом 44».) Одним из многих людей, стоявших в расстрельной очереди на новосадском Штранде в холодный январский день, был Эдуард Киш. Человеческая змея медленно ползла вперед под звуки выстрелов. Тела убитых сбрасывали баграми в прорубь на замерзшем Дунае. Удивительно, но этот конвейер смерти внезапно остановился, не уничтожив всех: исполнители получили приказ прекратить экзекуцию. Так Эдуард Киш остался в живых, но этот опыт стоил ему, и прежде страдавшему нервным расстройством, рассудка. Для его сына Данило в тот день закончилось детство.
Семья Киш: мать Милица, сестра Даница, Данило, отец Эдуард
«Моя сознательная жизнь начинается где-то здесь, в январе 1942 года года, во время так называемых холодных дней. Это знаменитая расправа над евреями и сербами в Нови-Саде и Воеводине, – рассказал Данило Киш в одном интервью много лет спустя. – Итак, в тот день я потерял своих товарищей по дворовым играм, которые жили на той же улице. Я пережил эти события со своей семьей. Мы остались в живых. Я видел много трупов, мне тогда было семь лет, я сильно натерпелся страху. Чтобы вы поняли, о каком страхе я говорю – это некий метафизический, исконный страх, я хочу сказать, что я не пуглив ни в одном другом значении этого слова. Это какое-то беспокойство, которое меня охватило и не отпускало». В качестве заметки на полях – цитата из другого интервью Киша: «Когда человек покидает детство, а это происходит именно через осознание собственной смерти, тогда-то и начинается поиск жизненных путей и возможностей. Знание о том, что жизнь не будет потрачена напрасно, позволяет нам противостоять смерти, а возможно, и победить ее».
Для Эдуарда Киша спасение было временным: в 1944 году в Венгрии, куда переехала семья из Нови-Сада после рейда, он был арестован и отправлен в Освенцим, где и сгинул без следа. Фигура пропавшего отца неоднократно появится на страницах книг Данило Киша как неуловимый образ, человек-энигма, гениальный чудак, чью личность раз за разом пытается разгадать рассказчик. А тема отсутствия отцовской фигуры, зияния на месте одного из основополагающих элементов мира оказалась ничуть не менее плодотворной, чем мотив отца как таковой. Всего Киш написал три автобиографические книги, построенные вокруг ускользающего образа отца, который возникает в них под именем Эдуарда Сама или просто в виде инициалов – Э.С. Роман «Сад, пепел» (1965), «Ранние печали», определенные автором как сборник рассказов «для детей и чувствительных» (1969), и роман «Клепсидра» (1972) составляют так называемый семейный цикл, или «семейный цирк», как говорил о нем сам Киш, играя на созвучии сербских слов «ciklus» и «cirkus». Развиваясь как писатель, Данило Киш в своих работах поступательно движется от линейного повествования к более сложным построениям, от реалистичной манеры изображения событий и персонажей ко все более фрагментированной и систематически усложняющейся перспективе.
Данило Киш
«Ранние печали» – коллекция связанных тематически новелл, написанных в традиции европейского рассказа – как фрагмент мира/жизни (позже Киш откажется от такого подхода в пользу техники сжатия огромного по объему материала в крайне ограниченную форму). Они охватывают период жизни семейства Киш в Венгрии, где маленький Данило служил у местных крестьян, помогая семье выжить. Эти рассказы, тематически сосредоточенные на военном времени, его тяготах и буднях, которые показаны сквозь призму детского зрения главного героя, Анди Сама, затрагивают такие проблемы, как травма, инаковость, стигматизация Самов из-за их отличности – впрочем, все эти вещи гиперчувствительный мальчик скорее улавливает неким периферическим чувством, не вполне их осознавая.
«Сад, пепел» – лирический роман-реконструкция, сосредоточенный на вещном мире, в котором предметы, как свидетели, рассказывают о людях.Так, принадлежащая Эдуарду Саму пепельница марки «Симфония» с нарастающей горой окурков и пепла, становится символом угасания жизни своего владельца и распада хрупкого мира семьи Сам. В центре внимания, разумеется, эксцентричный чудак Эдуард Сам, чей блестящий ум граничит с безумием, занятый составлением универсального расписания всех видов транспорта в попытке упорядочить хаос, что стремительно поглощает мир.
Киш не планировал в третий раз возвращаться к автобиографическим темам, но его решение изменила неожиданная находка – длинное письмо Эдуарда Киша, датированное 1942 годом. Так родилась «Клепсидра». Название этого романа неизбежно упрощается в переводах, но сербский оригинал, «Peščanik», можно толковать и как песочные часы, и как песчаник, из которого сложено воеводинское плато, дно исчезнувшего Паннонского моря (сам автор, кстати, описывал этот текст как «археологический роман»). В этом произведении Киш предельно дистанцировался от автобиографического материала, отказался от персонажа-рассказчика и обратился к технике не столько реконструкции, сколько деконструкции. Весь роман построен как процесс реконструкции событий той ночи, когда Эдуард Сам, Э. С., написал письмо, но вместо единой ткани повествования на страницах книги сменяются четыре разных типа текста: «Картины из путешествий», «Заметки сумасшедшего», «Допрос свидетелей» и «Следственная процедура», создающие многообразие перспектив, которые не позволяют однозначно ответить на вопрос: кто такой Э.С.? В конце романа приведено и само письмо, положенное в основу художественного исследования.
Данило Киш. Карикатура Нила Осборна
Такой углубленный подход к работе с художественным словом был для Данило Киша доминантой в писательском деле. В первую очередь поэтому, несмотря на большой соблазн, будет неверно отнести его к той или иной категории по тематическому принципу: к писателям, работавшим с темой холокоста, лагерей смерти или тоталитаризма. Хотя все сказанное в отдельности справедливо, ничто из названного не имело для Киша довлеющего значения. Он был писателем в самом широком смысле слова – по душевному складу, по свободному выбору и по ремеслу. Если же говорить об истории и ее великих темах, в одном из своих последних интервью Киш заметил, что литература должна исправлять историю: «Что значит „шесть миллионов мертвых“ (!), если мы не видим одного человека и его лицо, его тело и возраст, его личную историю».
Источник: ЮгоСлово