Сербия – родина удивительных, талантливых, глубоких и интересных людей. И каждый раз открываешь для себя нового знакомого как целую вселенную. Сегодня мы беседуем об особенностях родовых преданий сербов, Югославских войнах, издательском деле, бесконечной любви сербов и русских с поэтом и переводчиком, председателем Сербско-русского Братства святых царя Николая и владыки Николая, главным редактором сайта «Славянский вестник» Драганом Бунарджичем.
— Драган, начнем разговор о вас из глубин истории вашего рода. Вы ведь коренной шумадиец и предки жили в этих местах еще до прихода к власти Карагеоргевича?
— Территория, занимаемая сербским народом, — одна из самых нестабильных в мире. Если посмотреть на карту, то видно, что и раскол бывшей Римской империи, и последующее раскол христианства шли почти по одной и той же линии – посреди сербских земель. Завоеватели атаковали эти земли со всех сторон: с востока, запада, севера и юга. Непрекращающиеся войны, а также непримиримое отношение народа к потере свободы обусловили постоянное передвижение населения на этих территориях во всех возможных направлениях и его раздробленность. В течение долгого времени, которое иногда измерялось веками, некоторые области оставались почти необитаемыми – как в случае с Шумадией, которая почти за три с половиной века турецкого владычества была покрыта густыми лесами. Отсюда и ее нынешнее название («Шумадия» буквально – «лесной край»). Так что теперь почти нет сербской семьи без предания о том, когда и куда переехали предки на нынешнее место жительства.
В моей семье таких преданий нет – как по отцовской, так и по материнской линии. Согласно исследованиям краеведов, обе семьи коренные. Это означает, что они жили в этих местах как минимум последние 250 лет. И обе из двух очень древних деревень. Семья матери – Станишичи – из деревни Властелице в Драгачево и представляет собой «боковую» ветвь Кнежевичей – семьи, которая веками давала деревенских князей, то есть сельских старост в этом месте. Народная легенда связывает принятие данной должности этой семьи с 1448 годом и пребыванием регента Венгерского королевства и сербско-венгерского героя Янко Сибинянина (Яноша Хуняди) в деревне, которая после этого, по той же легенде, получила свое нынешнее название. В любом случае, несомненно, что Властелице существовали в 15 веке, а Станишичи и Кнежевичи принадлежат к старейшим семьям Драгачевской области.
Село Буковица упоминается в дарственной хартии короля Стефана Первовенчанного 1219 года как одно из сел, подаренных монастырю Жича «на корму и на одеяние служащим храму сему». Она упоминается и позже в турецких переписях. До сих пор в том селе род моего отца – Бунарджичи – самый многочисленный. Немногие из них переехали оттуда дальше, чем на километров двадцать вокруг. Мои предки по отцовской линии были в основном мастерами-колодезниками – отсюда и фамилия (серб. «бунар» – «колодец») – и священниками.
Помимо таких обобщенных данных, никто в Сербии не может сказать ничего более достоверного о более глубоком прошлом своего рода, за исключением, пожалуй, нескольких исламизированных семей дворянского происхождения. Поэтому забавны люди, которые вешают на стены своих домов гербы сербских средневековых дворянских родов в стремлении приписать себе «высокое» происхождение. Все завоеватели приложили немало усилий, чтобы уничтожить все, что поддерживает историческую память православных христиан – от церковных книг до памятников, храмов, кладбищ.
Кстати, район города Кралево непосредственно опирается на область Шумадия, но географически к ней не относится. Отсюда начинается Рашская область, которая вместе с Косово и Метохией, Северной Албанией, Черногорией и Герцеговиной является ядром средневекового сербского государства. Пологие, мягкие холмы Шумадии сменяются более суровыми горными пейзажами. Труднодоступность этих мест, безусловно, способствовала сохранению народа в них.
Магазин кустарных изделий СРБ в г. Кралево
— Вы ведь служили в армии в 1992-м году. А это, как известно, тяжелый для сербского народа период кровопролитных Югославских войн. Не довелось поучаствовать? И что запомнилось из того времени вам как солдату-срочнику?
— Я принадлежу к поколению, которому в самом начале независимой жизни всучили в руки винтовку вместо книг или инструментов. В 1991–1993 годах мы заканчивали среднюю школу, каждый должен был решить, продолжать ли образование или сразу начать работать, создавать семью. Конечно – только после отбытия воинской обязанности. Служба армии в нашей культуре рассматривалось как экзамен на зрелость молодого человека, и тех, кто избегал этой службы или не был способен к ней, не могли считаться полноценными мужчинами. А в те годы война бушевала с величайшей жестокостью, происходило уничтожение всего, что делает человеческую жизнь в этом мире достойной того, чтобы жить.
Война влияет на разных людей по-разному. На меня она поставила клеймо на всю оставшуюся жизнь. Когда начинают погибать дорогие люди, в том числе те, кого вы считаете во многих отношениях лучше себя, возникают вопросы. Как же это так? Почему он, а не я? Если бы гибли те, о которых мы думаем, что заслуживают смерти, то не было бы никаких вопросов. Но, как правило, умирают самые невинные, самые незлобивые, лучшие.
Непосредственное участие в гражданской войне обошло меня по стечению обстоятельств. Срочную службу я проходил 1992-1993 годах, но служил на границе с Албанией в Черногории, где до сих пор не было вооруженных конфликтов. Они еще впереди.
Во время войны с блоком НАТО, которую обычно ошибочно называют «бомбардировкой», я работал в Доме культуры в своем городе. Меня тогда в армию не призвали. Наши противники предпочли стрелять в нас с безопасного расстояния, поэтому не было необходимости вводить войска в более широком масштабе. НАТО не посмел вовлечь в войну свои сухопутные войска. В качестве пушечного мяса пытались использовать албанских террористов из так называемой «Освободительной Армии Косово» и силы албанской армии, но их попытка полностью провалилась. Регулярные части тогдашней югославской армии оказались достаточными для отражения наземных атак.
— Вы учились на журфаке, но стали… переводчиком. Как так получилось? И ведь выбрали русский язык. Почему?
— Вернее будет наоборот: русский язык выбрал меня. Еще до своего первого приезда в Россию в конце 2000 года я читал все, что попадалось мне под руку из русской литературы. Помимо сербских поэтов, я увлекался в основном русскими поэтами – творчеством поэтов других народов я быстро пресыщался, к редкими из них хотелось возвращаться.
А затем, в том же 2000 году, несколько новых русских друзей, с которыми я тогда общался с помощью пальцев и переводчиков, поскольку я совсем не знал русского, предложили мне перевести книгу современного русского писателя Виктора Николаева на сербский. Я боялся принять такое предложение. Поэтому я предложил связать их для этой работы с некоторыми из моих друзей-поэтов, которые уже успешно переводили русскую литературу, (например, с недавно скончавшимся Владимиром Ягличичем), говорил о своем невежестве… На все мои доводы, они только отмахивались: «Неважно, ты поэт, поймешь». Некуда было деться, и я принял предложение. Так меня «завербовали» работать на великорусский империализм. (смеется)
Иностранные языки в самом деле меня никогда не интересовали. Меня всегда интересовал мой родной язык, сербский: им я наслаждался, в него хотелось проникнуть. Где-то я читал, что Есенин не хотел изучать иностранные языки, потому что это было бы в ущерб поэзии, его владению родным языком, – а это должно быть самым важным делом в мире для поэта. Я был согласен с мнением Есенина, поэтому забыл об основах немецкого языка, который мне пришлось изучать в школе. Корень письменности у славянских народов – общий, у тех, кто сохранил Православие, веками был практически один литературный язык. Его усиленное разветвление началось не так давно, около 300 лет назад, в результате серии чрезмерных «реформ» в виде искажения письма, грамматики. Многочисленными мелкими языковым «коррекциями» поощрялось взаимное отдаление диалектов, что сопровождалось искусственным ускорением фрагментации, забвения, снижения способности понимания родного языка и настоящим вторжением чужих, совершенно ненужных слов, оборотов. Так что для каждого славянина изучение одного из языков других славянских народов чрезвычайно полезно. Вы быстро приходите к осознанию того, что на самом деле вы не изучаете какой-либо «иностранный», а совершенствуете свой, родной язык.
— Если уж мы заговорили про переводческую деятельность, не могу не поинтересоваться вашей библиографией. Самые лучшие, на ваш взгляд работы? Какая была первой? Какая из работ больше всего запомнилась и почему?
— О первой работе я уже вскользь упомянул: это книга «Живый в помощи» Виктора Николаева, ветерана Афганской войны. Я искал для нее издателя целых шесть лет, поэтому она вышла как вторая по счету переведенная книга после «Цирка Принтинпрам» – детских стихов и рассказов Даниила Хармса. Особенно мне дорога книжка «Детство императора Николая II» прекрасного русского писателя-эмигранта Ильи Сургучева. Необыкновенная, теплая история писателя, которого по-настоящему еще не открыли на родине. Такой вывод я делаю из того факта, что только в этом нашем сербском издании произведение Сургучёва было напечатано без очевидного пропуска, который проходит через все русские издания. По крайней мере, тех, которых мне довелось увидеть, а их было немало. Упущение состоит в том, что порядок двух глав в книге неправильный. А Царь-мученик и так занимает особое место в сердце сербского народа. В сербской царской лавре, монастыре Жича, находится самая старая фреска святого Царя Николая, написанная по заказу святого владыки Николая (Велимировича) еще во времена Королевства Югославия. Полвека монахи и монахини Жичи скрывали эту фреску, чтобы коммунисты не осквернили ее. И не случайно наше Сербско-русское Братство выбрало этих двух святых своими покровителями.
Также опубликованы мои переводы книг Нарочницкой, генерала Ивашова, Сергея Фуделя и романа Достоевского «Униженные и оскорбленные». С группой переводчиков я участвовал в переводе «Избранных сочинений» Ивана Бунина в семи томах и четырехтомной «Антологии современного русского рассказа». Есть также множество стихов различных русских поэтов, и прозаиков, опубликованных в различных журналах и газетах, переводы фильмов, статей, очерков и даже одно житие – святого Митрофана Воронежского. Понемножку переводил и на русский. Двуязычное издание о русском искусстве вышло в 2013 году, а пьеса Владана Славковича «Деспина Оливера» вышла в 2019 году в трехъязычном издании – на сербском, русском и английском языках. В типографии теперь лежит одна повесть: «Монах Каллист, ровесник века» Миливойе Йовановича, которую я перевел с русской писательницей М. Ряховской.
Свою любимую переведенную книгу я до сих пор так и не смог опубликовать. Речь идет о книге «Как пишут стихи» замечательного русского литературоведа Вадима Кожинова. Ее сербское издание я задумал с приложением в виде двуязычного сборника русской поэзии с множеством новых переводов – моих и двух недавно умерших, старших коллег, чрезвычайно заслуженных за популяризацию русской литературы и культуры на Балканах: поэта Владимира Ягличича и профессора Миодрага Сибиновича. Составленная таким образом книга была бы полезным пособием для всех, кто хочет совершенствоваться в своих навыках русского языка и глубже познакомиться с русской поэзией и культурой. Я ищу издателя для нее целых 12 лет. Мне говорят: «Нет средств. Проект не является коммерческим».
— Как начиналась история Братства – в первую очередь, для вас?
— Все началось с дружеских бесед, споров, стихов… Нашим первым проектом был перевод упомянутой книги Виктора Николаева на сербский язык. Название Братству дала лингвист и переводчик Мария Мелькова. Братство основано в Москве в начале 2001 года. Я начал организовывать сербскую ветвь сразу после возвращения в Кралево. Мы договорились работать над поставленными целями каждый в своей среде, помогая друг другу в соответствии с возможностями. И так мы работали без каких-либо разладов вплоть до смерти Марии Мельковой, исполнительного секретаря Братства в России, в 2018 году.
С Марией Мельковой на «Днях сербской культуры» в Международном фонде славянской письменности и культуры в мае 2017 года.
У Братства, кстати, не было одного центрального учреждения. Все решения мы принимали согласованно и на равных. Во всем мы полагались прежде всего на себя. Мы искали поддержки со стороны, но не любой ценой, и не от всех принимали помощь. Мы сотрудничали с другими организациями и учреждениями в обеих странах, но старались не выдвигать себя на передний план. Если бы мы не смогли выполнить что-то самостоятельно, то мы с радостью оставляли проект тем, кто мог довести его до конца, не настаивая на своих «авторских прав» и прибыли. По такому же принципу мы всем сердцем помогали чужим проектам, если считали их общественно полезными.
— Ну, а теперь давайте поговорим о самом братстве. Самые значимые события в жизни организации, этапы его развития.
— Сразу после основания мы начали свою собственную издательскую деятельность, но из-за скромных средств, которыми мы располагали, мы опубликовали подавляющее большинство книг у других сербских и российских издателей. Сами публиковали вещи, которые другие считали невыгодными, а мы – нужными. К настоящему времени Братством издано 11 книг и брошюр на сербском, русском и церковнославянском языках и 2 выпуска альманаха «За Крест честный и свободу золотую!».
Только покойная Наталья Феофанова перевела более 20 книг святого владыки Николая Сербского и сборник сербских народных сказок. В целом, в обеих странах напечатано более сотни книг, написанных и переведенных нашими членами. Сложно подсчитать количество статей в различных сербских и российских журналах и сайтах.
С 2001 года Мария Мелькова посвятила себя благотворительной деятельности и организации паломничеств на сербские земли. Первые десять лет эти поездки организовывались регулярно, иногда 2-3 раза в год, небольшими группами до десятка человек. Что касается благотворительности, то помощь в основном собиралась для церкви и людей страдающей Рашско-Призренской епархии в оккупированных Косово и Метохии. Перечисление всех выставок, различных мероприятий, от местных до международных, которые мы организовали или в которых мы участвовали, займет слишком много времени и места. Я не считаю все это успехом – если приложить немного воли, усилий и преданности делу, таких же или лучших результатов может достичь каждый в своей области, в одиночку или с несколькими надежными людьми. Все это уже принадлежит прошлому, так же как прошлому принадлежит и наш способ работы. Крупнейшие проекты, которые оказали бы более длительный эффект, общественный резонанс, такие как сербско-русский дом, проведение международного православного молодежного фестиваля в Сербии и регулярное участие в нем сербской молодежи, создание анимационной киностудии – нам не удалось реализовать. Разговор о таких неудачах был бы гораздо поучительнее, чем говорит о наших достижениях.
Поклонный Крест в чест русских и сербских воинов Первой мировой войны в г. Топола. Крест создавался русским скульптором, автором проекта памятника — Александром Есинским (Фонд Владимира Храброго, Москва) и его помощником сербским скульптором Иваном Марковичем из СРБ в 2014 году.
— О русских в Сербии. Наших соотечественников здесь сегодня немало. Чем объясняется такой интерес русских к Сербии сегодня? И почему жителям России вы советуете обязательно посетить эту прекрасную страну?
— В России сербов наверняка еще больше. В наших нравах есть большие различия, на протяжении веков мы развивались под различными культурными влияниями, но духовно чрезвычайно близки. Может потому, что православие мы сохранили лучше всех славян, христианство – мощная объединяющая сила. Мы легко и незаметно ассимилируемся друг с другом. Мы разделяем одни и те же ценности и одни и те же духовные болезни. Вообще говоря, сербы не отличаются неприятием к другим народам – именно им принадлежит поговорка: «Брат мил, какой бы религии он ни был». Но русских они принимают с особой сердечностью. Я всегда чувствовал ту же любовь к нам со стороны русских. Бывая в России, я чувствовал себя как дома.
Беседовал Владимир Басенков
Выбор фотографий: Славянский вѣстник
Источник: Русербиа