Сокращая использование церковнославянского языка в Богослужении, мы сдаём позиции Православия
Вадим РЫБИН
Переход в Богослужении с церковно-славянского языка на русский явился бы, с точки зрения языковой политики, отступлением без боя.
Одним из описанных учёными способов языковой борьбы является ослабление связей языка-соперника с родственными ему языками. Старый как мир принцип: «разделяй и властвуй». Так, например, мы видим, как славянские языки несогласованно заимствуют иноязычные слова. Если польский и украинский заимствуют чужое слово (напр. фарба, даха), то русский сохраняет родное, и наоборот. Если польский и украинский заимствуют из немецкого, то русский заимствует из французского. И даже если и польский и русский заимствуют из одного и того же французского, то заимствуются разные слова, в разных значениях (напр. таблетка — пастилка, ноутбук — таблет). Носителей родственных языков славянской и романской групп приучают общаться между собой по-английски. Англоязычные державы стремятся не допустить, чтобы например итальянец обращался к французу по-итальянски, и получал ответ по-французски, как было испокон веков.
Главным звеном, связующим родственные языки, является общий праязык. Он — корень языкового дерева, ветвями которого являются современные живые языки.
Образованный человек с богатым словарным запасом знает и применяет не только слова, недавно заимствованные из чужих, неродных языков. Прежде всего он знает и может применить устаревшие и малоиспользуемые слова своего родного языка. Знание этих слов помогает, например, русскому в Польше понять, что такое «котлета волова» и «сосиска вепрёва».
Знание, пусть даже поверхностное, церковнославянского языка (ЦСЯ) большим числом русских людей облегчает взаимопонимание русских с остальными славянами. Тем самым усиливает все виды влияния России в восточной Европе — духовное, культурное, экономическое, и даже военное.
Кроме того, человеку, знающему устаревшие слова, легче подобрать замену иноязычному вновь внедряемому в русский язык слову.
Применение устаревшего слова в новом значении — распространённый способ словообразования во всех языках. Например, слово «поршень» ныне применяется не для наименования вида обуви, но означает деталь механизма. «Гайка» — не птичка, а крепёжная деталь. Простой пример для других языков — «автомобиль»: по-турецки — «арба», по-английски — «кар», по-французски — «вуатюр», по-испански- «коче».
Таким образом, знание носителями языка своего праязыка укрепляет язык, делает его более устойчивым к внешнему влиянию, усиливает русскую языковую оборону. Уже этого достаточно для того, чтобы ввести изучение основ старославянского языка в обязательную школьную программу. Учитывая, что против русского языка ведётся открытая, объявленная война опаснейшим противником — союзом пяти англоязычных держав, такая мера вполне своевременна.
Значение языковой борьбы прекрасно понимали и организаторы Октябрьской революции, настойчиво и последовательно проводя языковую реформу сразу после захвата власти — в 1917-1918 годах. Церковнославянский язык, обязательный и второй по значимости предмет в дореволюционных школах, был не только связующим звеном разных наречий русского языка (малорусского, белорусского и других), но и средством общения православных славян, в том числе балканских — традиционной сферы влияния Российской империи. Большевики церковнославянский язык запретили, а великорусский язык отдалили от церковнославянского, ослабляя межславянские связи и способствуя дроблению русского народа на части.
Языковая политика большевиков, вкупе с разгромом ими военного флота России, ясно говорит, что их целью была не мировая революция, а лишь разгром России.
Нынешние продолжатели дела Свердловых и Троцкого усердно продолжают их начинания и в языковой борьбе против России. Нанося удар по Православию, они не забывают нанести удар и по главному языку православия, усиливая раскол Русской Православной Церкви.
Таким образом, с точки зрения языковой политики, закономерным ответом РПЦ на враждебные действия Константинопольского патриарха — причём, оборонительным ответом! — ещё в прошлом году могли бы стать меры по разширению изучения старославянского языка в России и, по возможности, в зоне славянского Православия.
Напротив, отказ от Богослужений на церковнославянском языке явился бы сдачей врагу части России и части Православия ещё до нанесения врагом удара в этом направлении.
Так военные отступают иногда не под ударом противника, а от опасности попасть в окружение. Такое случается, когда отступающая сторона, потерпев ряд сокрушительных поражений, утрачивает способность держать оборону и отступает по всему широкому фронту, сдавая врагу не только родную землю, но и население, склады, технику и заводы.
Не преувеличиваю. Сократив использование церковнославянского языка в Богослужениях, мы бы сдали не только позиции Православия, но также и позиции живого русского языка; и духовные, экономические, политические, культурные, военные позиции русского государства и русского народа; наши цивилизационные позиции.
«Ворчали старики:// Что ж мы, на зимние квартиры?»
Предлагаю любезному читателю продолжить рифму в комментариях.
Вадим Викторович Рыбин, публицист, капитан 2 ранга запаса
Источник: Русская народная линия