Наталия Нарочницкая: ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ НА БАЛКАНАХ XX–XXI вв.

Тито понимал, чем можно заинтересовать Черчилля, и в письме премьерминистру акцентировал внимание на цели «создать союз и братство югославских народов, которые не существовали до войны»

---

В течение двух десятилетий мы являемся свидетелями нового масштабного передела мира, который начался с умышленного разрушения послевоенной конфигурации на Балканах. Для ее изменения было необходимо расчленить сербскую нацию. Этот новый передел мира начался под громогласные раскаты взрывающихся на территории многострадальной суверенной Югославии американских бомб, похоронивших миропорядок ХХ века с его институтами демократических международных взаимоотношений.

Геополитические процессы нашего времени напоминают стратегию прошлых веков, многократно усиленную задачей поставить под контроль мировые ресурсы и стратегические подступы к ним. Например, вокруг Средиземного моря уже тысячи лет назад велись войны за кольцеобразный контроль, то есть за владение обоими побережьями. Еще во времена Пунических войн между Карфагеном и Римом только это давало господство над тогдашним миром. Сегодня северное побережье Африки, Аравийский полуостров, Ирак и Иран, Персидский залив, российское Предкавказье именуются в аналитике глобальных ресурсов мировым углеводородным эллипсом.

Задача контроля над ресурсами многократно повысила военно-стратегическое значение морских подступов к ним с севера и юга и территорий вокруг этих путей. Что же это за территории? В Европе это, прежде всего, средиземноморские территории. Это Балканы и черноморские территории – Украина, Молдова, Румыния, это Азербайджан и Грузия, Израиль и Турция – именно те государства, которые Запад стремится включить в НАТО и которые участвуют в последних крупных проектах транспортировки нефти. Во многих из этих стран в последнее десятилетие прошли цветные революции, приведшие к власти прозападные режимы. В иные осуществлено военное вторжение (Ирак, Афганистан, Ливия).

Для понимания процессов вокруг Балкан и вокруг России полезно будет провести параллели между сегодняшними очевидными устремлениями западных держав и их целями в Первой и Второй мировых войнах, а также в годы Русской Революции 1917 года и Гражданской войны. Такое сопоставление покажет удивительную преемственность политики Запада.

* * *
Основные векторы геополитической стратегии ХХ века и сегодняшнего мира были определены итогами века девятнадцатого. Они не только привели к Первой мировой войне, но и направили потенциал европейских исторических сил в определенное русло, заложили структуру международных отношений ХХ века и определили главных субъектов мировой политики нового века. Основные стратегические устремления к началу XX столетия сошлись на европейских морских рубежах России, в Восточной и Юго-Восточной Европе и сохранились до начала XXI века.

Претензии Британии не допустить роста какой-либо континентальной державы и амбиции Пруссии, не удовлетворившейся объединением Германской империи «железом и кровью», создали в Евразии две стороны будущего треугольника мировой политики, в котором России уготовано было стать третьей стороной. Россия, имевшая выход к Балтийскому и Черному морям, имела шанс утвердиться в Черноморских проливах при грядущем распаде Оттоманской турецкой империи и новой конфигурации Балкан, что воспринималось всегда как вызов претензиям Англии. Такая Россия, достигшая хребтов Гиндукуша после присоединения Средней Азии, начала бы превращаться в равновеликую всему совокупному Западу (тогда Европе) геополитическую силу.

Интересы сформировавшегося треугольника – Британии, России и Германии – столкнулись на Балканах, в регионе Проливов, а также на Балтике, куда Германию влекли ее амбиции на Востоке и где после Первой мировой войны сразу обнаружились интересы Британии и США. Отчетливо проявились британская стратегия овладения Персидским заливом, где Соединённое Королевство столкнулось с Германией, и желание Лондона сдерживать Россию в ее южном подбрюшии – Центральной Азии.

Именно в этих регионах на всем протяжении ХХ столетия разыгрывалось основное геополитическое противостояние, именно эти регионы становились объектом передела мира в Первой и Второй мировой войнах и после распада СССР.

* * *
Будущий министр иностранных дел и рейхсканцлер Ф. фон Бюлов еще в конце 1887 года в своем письме Ф. фон Гольштейну витийствовал: «В войне с Россией… Мы должны в конечном счете оттеснить Россию от обоих морей – от Балтийского и от Понта Евксинского, на которых и зиждется ее положение мировой державы»¹.

Уже перед Первой мировой войной открыто выражались планы территориальной экспансии, сформулированные депутатом рейхстага Фридрихом Науманном в его концепции геополитической «Mitteleuropa»² – германского супергосударства от Балтийского до Черного моря, вовлекающего в свою орбиту Польшу, Прибалтику и Балканы. «Mitteleuropa» мыслилась как создание фантастической империи, простирающейся от берегов Рейна до устьев Тигра и Евфрата. «В случае торжества Германии, – вспоминал русский министр иностранных дел С.Д. Сазонов, назвавший доктрину «Mitteleuropa» «Берлинским халифатом», – Россия теряла прибалтийские приобретения Петра Великого, а на Юге лишалась своих черноморских владений до Крыма включительно и оставалась… после окончательного установления владычества Германии и Австро-Венгрии на Босфоре и на Балканах отрезанной от моря в размерах Московского Государства»³.

А вот что пишет Генри Киссинджер в наше время: «Болгария, чье освобождение от турецкого правления было осуществлено Россией… склонялась на сторону Германии. Австрия, аннексировав Боснию и Герцеговину, похоже, стремилась превратить Сербию, единственного стоящего союзника России на Балканах, в протекторат. Наконец, коль скоро Германия воцарялась в Константинополе, России оставалось только гадать, не окончится ли эпоха тевтонским господством над всем, чего она добивалась в течение столетия»⁴.

Имеется карта пангерманистов 1911 года, где «Берлинский халифат» очерчен весьма четко, включая прибалтийские провинции Российской империи, Украину, Балканы. Карта пангерманистов 1911 года полностью совпадает с картой расширения НАТО на Восток! Очевидно, что балканские славяне и прежде всего сербы являлись препятствием для подобной стратегии и сегодня, и 100 лет назад.

Участие Британии в Первой мировой войне преследовало важные геополитические задачи, включая, среди прочего, взаимное истощение Центральных держав и России. Британские территориальные претензии открыто постулировались в отношении Ближнего Востока и аравийских владений Турции, где в Мосуле были открыты богатейшие залежи нефти. Одной из важнейших целей Британии в Первой мировой войне была Месопотамия – Ирак, и лорд Керзон не стеснялся заявлять, что граница Британской империи должна проходить по Евфрату. Уже в июле 1914 года английские войска оккупировали порт Эль-Фао, в ноябре захватили Басру, в марте 1917 года заняли Багдад, к концу 1918 года – весь Ирак, мандат на который оформляется и регулируется постановлениями конференции держав Антанты в Сан-Ремо (апрель 1920 года) и англо-иракскими договорами (1922 и 1926 год). В наше время оккупация Ирака объясняется стремлением установить там демократию. Сегодня англосаксы превзошли самые дерзкие планы Пальмерстона, Дизраэли и Керзона.

Полный захват Балкан Кайзеровской Германией и Австро-Венгрией был категорически неприемлем для Британии, в которой в начале ХХ века резко усилилось внимание к балканским славянам. В британских университетах создается Общество южных славян, Юго-славянская библиотека. Размышления об их встраивании в международные отношения отчетливо показывают совершенно определенные планы, последовательно продвигаемые под разными названиями в течение всего ХХ века, завершившиеся идеей Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы.

На Балканах из-за османского ига и западной наступательной политики Drang nach Osten процесс собирания наций в едином государстве еще не был завершен. Западная Европа пережила этот процесс раньше, причем ее границы в значительной мере начертаны кровью в ходе истребительных войн между католиками и протестантами. Но в анализе балканских проблем начала века заметна тревога по поводу любого проявления сербских национальных чаяний, которые после «Начертания» Илии Гарашанина 1844 года вот уже полтора века являются пугалом для Западной Европы, так как в случае объединения сербов новое государство изменило бы баланс сил между великими державами.

Подобное развитие событий категорически отвергнуто как во всех британских планах, так и в Докладе Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 года, а также в предисловии к нему в новом издании патриарха американской политики Джорджа Кеннана! Национальные идеи сербов названы в Докладе плодом воображения экзальтированных «историков-дилетантов» (как Ф. Энгельс именовал мифических авторов «панславизма»), зато заметно особенно лояльное отношение к македонскому вопросу, который становится инструментом разжигания взаимных претензий между потенциально крупными и главными самостоятельными субъектами балканской политики – Болгарией, Сербией и Грецией⁵.

Любые размышления о будущем вхождении южных славян в мировой порядок выявляют англосаксонские интересы, направленные сразу и против германского, и против российского влияния. Все проекты нацелены на создание искусственных объединений разнородных народов, иногда даже разделенных наций, но ни в коем случае не на объединение крупных однородных славянских наций в одном государственном теле.

Объяснялось это в течение ХХ века желанием не допустить межнациональные конфликты. Задачей Британии было предупредить вхождение этих наций в германскую или в российскую орбиту, что неизбежно случилось бы с хорватами с их католическим австрийским вектором и сербским, болгарским, черногорским государствами, которые при всем лавировании элиты не могли бы быть полностью изъяты из-под влияния России.

Красноречивы работы либерального историка и патриарха британской балканистики Р. Сетона-Уотсона⁶. Этот знаток Восточного вопроса уже перед Первой мировой войной писал: «будущая судьба сербо-хорватской расы – это судьба западной половины Балканского полуострова от залива Триест до Болгарской границы, от равнин южной Венгрии к горам Албании», от которой «зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации». Автор не стесняется сказать о пансербских устремлениях, что их триумф «означал бы настоящее несчастье для европейской культуры». Ибо – явится «победой восточной культуры над западной», «что будет ударом по прогрессу и современному развитию на всех Балканах», а миссия представлять западную культуру на Балканах лежит на Австро-Венгрии, «которую, если бы ее не было, надо было бы создать»⁷. Мысли о необходимости сохранения Австрии встречаются у него накануне аншлюса.

Мыслимое британцами объединение славян, будь то в рамках Габсбургской монархии, будь то независимое, должно было быть внутренне неоднородным. Тогда исторический и политический потенциал этих народов был бы нейтрализован и обезличен, обеспечив материал для стратегической линии между Германией и Россией от Балтики до Средиземного моря под контролем англосаксов. Вершители Версальской системы создали Королевство сербов, хорватов и словенцев, связав сербский потенциал хорватским. Для хорватов же это стало историческим шансом аккумуляции национального потенциала.

Однако судьба славян, стремившихся к независимости, для США и Британии не имела самостоятельного значения, что было продемонстрировано постыдной сдачей Чехословакии Гитлеру в Мюнхене и сербов – в Дейтоне. Укрепление же влияния России на Балканах вызывало нервозное отношение западноевропейских держав и 100 лет назад, и сегодня!

Еще сто лет назад Британия истерически опасалась, несмотря на сдержанное поведение России, геополитического присутствия России на всем поствизантийском пространстве, что чрезвычайно ускорило бы неизбежный распад Оттоманской империи в неподконтрольной Западу форме. Западная Европа, прежде всего Британия, последовательно противодействовала возможному вхождению Греции в русскую политическую орбиту и формированию крупных славянских православных государств, ориентированных на Россию. Почему? Экономических интересов в этом не было – только геополитические: предотвратить любой шанс естественной консолидации крупнейшего центра политики, объединяющего православный мир на евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану.

Энгельс панически боялся, что роль России в регионе черноморских проливов даст стимул идее славянства, и считал важнейшей целью подстегивание антирусских настроений в Британии, справедливо полагая ее главным противником России. В 1890 году Энгельс пишет В. Засулич: «…возобновившиеся среди английских либералов антицаристские настроения представляются мне чрезвычайно важными для нашего дела»⁸.

Допустить усиление России на Балканах не могла не только Англия, но и Австрия, утрачивавшая шанс выйти к морю через захват Боснии, да и вся Европа, ибо соперничавший образ христианской истории обрел бы неуязвимый геополитический облик, не давая ни германцам шансов на расширение жизненного пространства, ни англосаксам возможности играть на немецко-славянском столкновении в этом «Lebensraum». Эта региональная проблематика стала «Мировым Восточным вопросом».

Так или иначе, на Балканах уже на рубеже XIX–XX веков сфокусировались важнейшие международные противоречия. Венский кабинет мыслил создать новый Балканский союз под эгидой Центральных империй, открывая беспрепятственный доступ австрийцам в Салоники, а немцам – в вожделенный Константинополь. А в начале XXI века подобные конфигурации уже разрабатывали США и Британия – вспомним Пакт стабильности на Балканах… России надлежало по возможности быть оттесненной от Балтики и от Черного моря, а Восточную Европу и Балканы, изъятые из-под контроля как немцев, так и России, фрагментированные и политически обезличенные, предстояло интегрировать в Запад.

В осуществлении этих планов немало помогли сами «Центральные державы». Австро-Венгрия не только не отпускала балканских славян, но и взяла авантюристический курс на захват Боснии и дальнейшее поглощение славянских территорий. «Германцы» же в условиях версальского унижения родили уродливый плод в виде нацистской идеологии, необузданных амбиций и невиданных планов мирового господства.

После Первой мировой войны произошла полная смена геополитического ландшафта на Балканах, в зоне Проливов и на Ближнем Востоке. Стамбул, благодаря ставке на него Британии и Декларации Бальфура, включенной в Версальскую систему, сохранил роль оплота британской политики к востоку от Суэца. Чехословакия, Румыния, Венгрия, Королевство сербов, хорватов и словенцев, в котором англосаксы не забыли повязать сербский потенциал прогерманскими хорватами, были новыми государствами с границами, начертанными в Версале.

Появилась Албания, причем границы ее были начертаны великими державами еще в 1912–1913 годах с таким расчетом, чтобы сдерживать и фрагментировать сербский потенциал. Государственное оформление освобождавшихся в ходе неизбежного распада Оттоманской империи славян, будь то в рамках Габсбургской монархии, будь то независимое, по замыслу британцев, должно было быть внутренне неоднородным. Тогда исторический и политический потенциал этих народов был бы нейтрализован и обезличен, а они – превращены в материал для маккиндеровского яруса между Германией и Россией «от Балтики до Средиземного моря» под контролем англосаксов.

Уже на Берлинском конгрессе Англия препятствовала собиранию сербских земель – Сербии было отказано в получении Приштинского санджака, несмотря на прошения косовских сербов о воссоединении «косовского вилайета». Разве не те же устремления определили политику Запада в начале XXI века?

В 1913 году Флорентийский протокол начертал границы между новообразованной Албанией и ее соседями в пользу Албании, несмотря на то что Конференция послов в Лондоне в 1912 году констатировала, что в Албании оказалось около миллиона сербо-черногорского и македонского населения. Албанцы, следуя концепции Призренской Лиги, требовали еще более обширных земель, которые бы охватили половину сегодняшнего государства Македония, огромную часть Сербии и Черногории.

Западная Европа, по выражению британского автора Дж. Суайра, оставила «в сердце Балкан язву», требующую неизбежного кровавого хирургического вмешательства. Уже тогда албанцы, уходя с конференции, пообещали усеять Косово поле сербскими костями. Это можно сравнить с Дейтонскими соглашениями и предложениями Холбрука. Именно в начале ХХ века были заложены конфликты его конца, а принципиальные западные установки сохранились в неизменности, как и контекст великодержавных интересов.

В течение почти двух веков далекая от Черного моря Британия вмешивалась в отношения России с Черноморскими державами, не допуская никаких соглашений без своего участия и препятствуя любому, не только военному, но и политическому присутствию России в средиземноморских государствах, что проявилось во время Берлинского конгресса, в годы Второй мировой войны и в ходе агрессии против Югославии. Как сто лет назад, в 1945 году, так и в начале XXI века сохраняет справедливость меткое суждение Н.Я. Данилевского о смысле контроля Проливов для Англии и западных держав: «Вся польза от обладания Константинополем ограничивалась бы для них тем вредом, который наносился бы этим России»⁹.

Захват Боснии означал и означает расчленение сербской нации, а также лишение сербов выхода к морю. Репетицией к Первой мировой войне стали Балканские войны. Результатом второй из них стал раздел части Болгарии, уничтожение ростков более широкого единения славян, дальнейшая ориентация Болгарии на Германию.

Геополитическое и военное значение многострадального Косово объясняет среди прочего и тот факт, что это единственная природная равнина на Балканах, через которую можно осуществить сухопутный бросок до Салоник! А еще начальник австрийского Генерального штаба генерал Бек в меморандуме, хранящемся в военном архиве в Вене, подчеркивал, что ключ к Балканам находится скорее в Косово и Македонии, чем в Константинополе, отмечая, что «победа турок именно на Косовом поле принесла им владычество над Балканами, а не взятие Константинополя».

Вардаро-моравская долина соединяет Западную Европу с южным морским театром. Салоники неизменно имеют большое значение для контроля военно-стратегической ситуации в Средиземноморье и регионе Проливов. Австро-Венгрия, как сегодня НАТО, поступательно овладевала сначала Боснией, затем намечала подавление Сербии, целясь «в вожделенные Салоники», о чем неоднократно упоминал С. Сазонов. Важность Салоникского фронта в ходе Первой мировой войны стремительно возрастала для обеих сторон, как только возникала возможность перекрыть «сообщение с Салониками для частей, занимавших фронт Вардар»¹⁰.

Геополитический контекст событий можно проследить и при панорамном взгляде на геополитику Второй мировой войны. На все требования и просьбы Москвы скорее открыть Второй фронт в Западной Европе Черчилль предлагал «правофланговое наступление на Балканы», в итоге спешно вмешался в дела Греции, где левые силы грозили опрокинуть английские планы, а значит, и стратегические позиции у Проливов.

На фоне этой стратегии логичен выбор Британии между соперничающими в Сербии антифашистскими силами – И.Б. Тито и Д. Михайловичем, которые оба были союзниками антигитлеровской коалиции, причем генерал Михайлович еще до выдвижения Тито был министром эмигрантского королевского правительства, поддерживаемого Лондоном. В отличие от Греции, здесь Британия сочла выгодным поставить на коммуниста Тито и, проконсультировавшись с ним, настоятельно предложила королю отставить Михайловича. Тито понимал, чем можно заинтересовать Черчилля, и в письме премьерминистру акцентировал внимание на цели «создать союз и братство югославских народов, которые не существовали до войны» (выделено Н.Н.), «создать федеративную Югославию». Это вполне соответствовало преемственным с распада оттоманской Турции британским схемам для Юго-Восточной Европы. Такой план обезличивал и взаимно нейтрализовывал разные устремления балканских народов – хорватов, сербов, албанцев, предупреждая как прогерманский, так и пророссийский вектор, а своим охватом и ориентацией на самостоятельный центр силы в Европе вполне соответствовал проектам «дунайской конфигурации» XIX века для замещения вакуума. Поэтому Черчилль «немедленно ответил» Тито 5 февраля 1944 года, пообещав «несомненно» «поддержку правительства Его Величества», которое также «хочет… создать союз и братство югославских народов», «создать условия для образования подлинно демократической и федеративной Югославии»¹¹. Тито сделал большую игру на интересах Британии, а отношения с СССР были обречены. Титовская Югославия просуществовала ровно столько, сколько в ней нуждался Запад.

Восточный вопрос отнюдь не остался в прошлом веке. Его сюжеты разворачивались в годы войны в дипломатических баталиях по послевоенному устройству, в географических очертаниях фронта холодной войны на Юге. Они были разыграны в конце ХХ века. Вакуум на Юге – в регионе Проливов, создаваемый в конце Первой мировой войны разгромом Австро-германского блока и распадом Оттоманской империи, а в 1945 году – разгромом фашистской Германии, должен был быть заполнен англосаксами и структурирован в новую конфигурацию – НАТО.

В итоге Запад сразу после 1945 года реализовал «программу-минимум»: во-первых, были отбиты все попытки СССР хотя бы мизинцем ухватиться за какой-либо опорный пункт в Средиземном море – южной стратегической границе геополитического ареала будущей НАТО. Во-вторых, с помощью исторически испытанной ставки на Турцию были категорически пресечены и упреждены на будущее попытки вернуть Карс и Ардаган, для чего южные рубежи СССР были позднее окружены военными базами.

Весьма красноречивы секретные переговоры Э. Бевина и В. Молотова по поводу судьбы бывших итальянских колоний и Додеканезских островов. Когда Молотов спросил: «Неужели Советский Союз не может иметь уголок в Средиземном море для своего торгового флота?», – Бевин прямо сказал, что Британия не желает, чтобы СССР «двигался в Средиземное море, ибо «британское правительство сильно опасается того, как бы чего не случилось в Средиземном море, что разделило бы Британскую империю на две части»¹².

Панорамный взгляд на геополитику XX века очень поучителен для понимания процессов на рубеже XXI века, так как обозначившееся в 90-е годы двадцатого
столетия направление расширения НАТО, оккупация Косово – ключа к Вардаро-моравской долине, соединяющей Западную Европу с регионом Проливов, выглядят
реализацией неосуществившихся в конце Второй мировой войны планов, отложенных до новой смуты в России. По своей сути эти проекты проявляют знакомые с XIX века преемственные военно-стратегические симметрии и геополитические закономерности, заслоненные борьбой «тоталитаризма и демократии», и прежде всего Восточный вопрос – баланс сил в Средиземном и Черном морях, Предкавказье.

В этом почти полуторавековом геополитическом контексте драматична и судьба исторического сербиянства. К началу ХХ века Европа, а к концу столетия и мир достигли такой плотности, что любая переориентация государств важнейшего стратегического региона оказывает самое непосредственное воздействие на мировую систему в целом. Сербы как форпост православного мира, граница которого проходит по реке Дрина, уже в начале ХХ века стали объектом кайзеровских геополитических проектов «Mitteleuropa», австрийской стратегии Drang nach Süden. Эти планы означали выход германцев к теплому морю через аннексию Боснии и чудовищные военно-политические акции в 90-е годы, которые последовательно вели к противоправному отчленению Косово – колыбели сербской государственности, первой державы Неманичей, родине святого Саввы Сербского. Цель очевидна: фрагментировать православных славян, подавить их волю к полноценному историческому бытию, лишить их серьезной международной роли и, наконец, окончательно поглотить поствизантийское пространство под атлантической эгидой.

Можно только изумляться Европе, поощряющей терроризм самого опасного толка – терроризм с целью изменения границ. Ведь великоалбанская программа отнюдь не завершена расчленением Сербии, а вполне может осуществиться за счет других соседей нынешней Албании. Сознательно легализовав албанских боевиков, провозгласив абсолютно противоправно отторжение от Сербии Косово, Запад взрастил воинствующее исламское образование в сердце Европы. Далекой Америке такой терроризм не угрожает. Он угрожает только России и Западной Европе, которая сама через три поколения будет наполовину исламской и в которой десятки государств еле выдерживают собственный сепаратизм и этническое и конфессиональное неравновесие. Неужели в Вашингтоне полагают, что любовь к Америке албанских боевиков-мусульман спасет Америку от неприязни многомиллионного исламского мира? Это один из инструментов вытеснения России из средиземноморо-черноморского бассейна – оттеснение России на северо-восток Евразии, от морей, которые сделали ее в свое время Державой. Запад созидает на обломках славян новую империю с балканской границей, и эта цель для него оправдывает средства.

* * *
Было бы наивным и безответственным давать советы сербам в их нынешнем положении. Политика – это искусство возможного. Это, однако, как минимум предполагает умение распознавать истинные намерения окружающего мира. В момент исторического выбора для Сербии и исторического сербиянства хочется напомнить слова русского философа-эмигранта Ивана Ильина: «С кем бы ни говорили, к кому бы мы ни обращались, мы должны зорко и трезво измерять его мерилом его симпатий и намерений в отношении к единой, национальной России и не ждать от завоевателя – спасения, от расчленителя – помощи, от религиозного совратителя – сочувствия и понимания, от погубителя – благожелательства и от клеветника – правды».

---