В 2017 году исполняется 15 лет со дня кончины (26 сентября) и 80 лет со дня рождения (7 апреля) выдающегося сербского поэта Бранислава Петровича…
Бранислав ПЕТРОВИЧ (1937-2002)
Полночь окраина дождь разговор с другом
Тяжко тебе что ты человек ты пчелой предпочёл бы стать
ты бы хотел быть червём дурацким тюльпаном слепым конём
ты бы хотел быть морем белой птицей холмиком без креста
ты бы хотел быть тюленем ты бы хотел быть огнём
Тяжко тебе и ты говоришь что готов стать щеколдой дверной
ты бы хотел быть порой цветенья лип гранатов и граба
ты бы хотел быть сном сумасшедшего ты бы хотел быть чумой
ты бы хотел быть омаром умом каракатицы сердцем краба
Ты плачешься мне что больше всего хотел бы стать лесом и громом
ты бы хотел хотел хотел быть слякотью и дождём
ты бы хотел быть деньгами чтоб выпить стаканчик рома
ты бы хотел ещё быть и быть и быть а потом…
Чувство будущего
Нас осудят будущие люди,
Словно сын отца, осудят честно.
Вижу я судью. Он трезво судит
Наши подвиги и наши песни.
Как геолог, открывая руды,
Этот мир судить он будет вправе.
Так наследник славный нас осудит.
Осудив, родиться вновь заставит.
* * *
Всякий сброд, и ангелы, и боги
в моём доме поглощают пакость,
всё пожрали, еле держат ноги,
остаётся съесть меня на закусь.
Всё звенит — стаканы и тарелки,
варево кипит чернее смоли,
бьют меня, а в святости так мелки —
стонет бог от боли.
Будут все наказаны жестоко
за побои эти — детство божье,
птица с именем прекрасным «сокол»,
как ни просят, улетает тоже.
Дикари мальчишки взяли моду —
от себя бегут навстречу ветру
от любви, от рабства и свободы,
пробегая тыщи километров.
Шалопаи чёртовы! Привет вам!
Только шпарьте дальше! Не слабейте
сердцем, что в груди моей как ветер!
Дальше, реформаторы столетий!
Нет вас там, где есть вы, хулиганы!
Без родства, без родины, без правды!
На краю шоссе убьют вас раны,
но иное время будет право.
Презирайте землю под ногами,
будущее, что идёт навстречу!
Разлюбите, что любимо вами!
И весну с её цветной картечью!
Мудрецы поклонятся безумцам,
а из их костей дома построят!
На вопрос горящий — в каждой унции
пепла бунтарей ответ откроют!
Приползут они ко мне
Приползут они ко мне эти глупые жучки
чёрной улицы в окне вижу мутные зрачки
но
зато ты старуха что-то вроде собаки
после сытного обеда околеешь во мраке
Да дуреет пульс как сломанный насос
и охватывает ужас и везде хаóс
но
теперь ты для меня как прочитанная книга
пусть другие читают а с меня хватит ига
Им напомнит обо мне этот пьяный рассвет
всё осталось на дне остальное бред
но
поэт тебя не ждёт не желает помочь
он и так тебя два века любил в одну ночь
Да и ангел не выдаст коли чёрт не съест
по приказу звёзд меня посадят под арест
но
на сердце у тебя светлей и веселей
всё вокруг то ли в студне то ли в киселе
Ложь кривит лицо как проказа губит
а меня мертвецом люди видели в клубе
но
бессонный рассвет надо мной колдовал
и как только я хотел я опять оживал
Побратался с лесом я в доме лесном
я заказываю чай и заказываю ром
сразу триста порций не заметил как
да-да
чтоб не заплакать а то тоска
И скажу я тебе уже сойдя с ума
чай с ромом это вещь попробуй сама
если б ты моя зверюга
здесь со мной была
заварились бы
по-новому
у нас дела!
Тобою быть
[Фрагмент]
Тобою быть — звезда, что изменяет жизнь.
Тобою быть — цветок, корней шальная мысль.
Тобою — древо, что на западе горит.
Тобою — чудо нам дарованной зари.
Тобой — земля, что дышит красотой,
Тобою — связь моя со смертью и мечтой.
Тобою — встреча воздуха и моря.
Тобою — зренье, что со слухом вечно в ссоре.
Тобой — единственным, но невозможным!
Тобой — проводником на бездорожье.
Тобою — песней об ушедшем дне.
Тобой — единственной, кто вспомнит обо мне.
Тобой — прекрасной и как прежде незнакомой,
Тобой — о, мать моя, и нашим белым домом.
Тобою быть.
Люди
[Фрагменты]
Люди-ратники
Люди-ратники победили людей-рудокопов.
Люди-ратники победили людей севера.
Люди-ратники победили людей-земледельцев.
Люди-ратники победили людей-людоедов.
Люди-ратники победили людей-альпинистов.
Люди-ратники победили людей-пациентов.
Люди-ратники разбили наголову людей-ратников.
Потом пришли люди-влюблённые
и победили людей-ратников.
Люди-влюблённые
Люди-влюблённые кроят себе плащи из дождя.
Люди-влюблённые топят лёд выпивают реки.
Люди-влюблённые разгоняют мрак.
Люди-влюблённые продлевают сияние лета.
О, как возвышенно плачут плоды былых поцелуев.
Как патетично клянут они дело людей-влюблённых.
Генерал
То молоко
что после бессонной ночи
пьёт генерал
человечеству подарила богиня философии
двурогая чёрная корова.
Никто не знает что происходит в брюхе у божества
известно одно:
БЕЛОЕ молоко возникает из зелени трав
солнца воды и крапивы
и из любви к телёнку
которого этой весной корова учит мычать и ходить.
О не будь этой проклятой
любви к телёнку
не было бы и белого молока
на белом свете.
И что бы тогда пил генерал
в минуту когда объявлял
о победе любви на всех фронтах?
САМО СОБОЙ МОЛОКО ЭТО ВЕЛИКАЯ МУДРОСТЬ
И ВЕЛИКАЯ ПРАВДА
ворчит генерал
да тут же как гаркнет сам на себя:
ПРАВДА ПРАВДА ЧЁРТ ПОБЕРИ И ВСЁ ТУТ!
Я ПОБЕДИЛ!
ПОРА УБИРАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ С ГЛАЗ!
ВОТ ТОЛЬКО ОТДАМ САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ПРИКАЗ!
Я ГЕНЕРАЛ
ПОТОМОК ГЕНЕРАЛА-РАТНИКА
И ГЕНЕРАЛА-МУЧЕНИКА
Я ГЕНЕРАЛ-ВЛЮБЛЁННЫЙ
ГЕНЕРАЛ ГЕНЕРАЛОВ
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ГЕНЕРАЛ
ПРИКАЗЫВАЮ:
ДА БУДЕТ КАЖДЫЙ СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ
ПРОИЗВЕДЁН В ПОЦЕЛУЙ И ЧТОБ НИКАКИХ ТУЧ
ДО ИСХОДА ВЕСНЫ ПОД ПЕНИЕ ПТИЦ
СДЕЛАТЬ БЕРЕМЕННЫМИ ВСЕХ ДЕВИЦ
А ВЕЗДЕ ГДЕ ВЕКАМИ ВОЙСКА ОБОЖАЛИ СРАЖАТЬСЯ
ОБЯЗАТЬ ВЛЮБЛЁННЫХ ЦЕЛОВАТЬСЯ И ОБНИМАТЬСЯ
ЦЕЛОВАТЬСЯ И ОБНИМАТЬСЯ
ЦЕЛОВАТЬСЯ И ОБНИМАТЬСЯ
ЦЕЛОВАТЬСЯ И ОБНИМАТЬСЯ
ЦЕЛОВАТЬСЯ И ОБНИМАТЬСЯ!
* * *
Сияющие животные, вам на охоту пора!
Спешите по следу жизни, не теряя ни дня!
Скоро лучших из вас зальёт лучами заря,
павших от этой гонки где-нибудь у плетня.
Не смирившись, ныряю
Не смирившись, ныряю в аромат вишнёвого цвета.
Ноздри вдыхают серу, язык к охоте готов.
Я, властелин и творец того и этого света,
падаю в темноту, как мёртвый воин в ров.
Мои братья и поют и плачут
Мои братья и поют и плачут
пустите же их
свет над ними сияй
они ведь и на костёр
только так пойдут
не иначе —
спокойно
как в рай.
Пить горькое питьё
Пить горькое питьё змеиный яд травы
в даль сердца выпрыгнуть из головы
Волною стать — пусть разольются воды
во имя подлинной немеркнущей свободы.
Куда подевалась звезда
Куда подевалась звезда — вечный глаз,
сигнал: тот родился, а этот погас?
Вы, серые бездны, ужасны и лживы,
но выдайте тайну — зачем все мы живы?
А гром или молния знают ответ —
зачем человек появился на свет?
И если однажды родился он чудно,
зачем уходить ему в сон беспробудный?
Кто знает, что ждёт на пути через вечность
беднягу, бредущего в бесконечность?
Как же красив этот светлый год
Как же красив этот светлый год
и всадник на нём верхом
уже он уехал но входит в дом
и не вернётся потом
Как же чудесен светлый год
и скорый поезд в нём
там пассажиры из всех времён
и никто ни с кем не знаком
Как же он мстителен светлый год
и девушка та что в нём
сияет свет за её нутром
с проглоченным женихом
Как же богат этот светлый год
ни взлётов ни злых вестей
ни провалов и ни высот
ни сброшенных скоростей
Как он тревожен светлый год
как совершенен и точен
кто дóжил до этого года тот
знает чего он хочет.
Ночные стихи
Мне эти шельмы выпивку поставят
чтоб видеть как
в поэте
рассветает
Но только солнце выбилось из мрака
вдруг давка
ругань
а потом и драка
Едва затеплясь огонёк дрожит
в руках бутылки
пушки
и ножи
Блудницы по углам остервененно
визжат
орут
и воют как гиены
Им вторит хор бессонницей измучен
все те кто спал
как на вязанке
сучьев
Рассветом я наполнился с избытком
и флаги развернул
и стал
напитком
Кто первым выпил тот меня от мук избавил
и никому
ни капли
не оставил.
* * *
Ждёт меня моя смерть
ждёт меня
моя красавица
ждёт меня моя Суженая
ждёт меня
моя бедная
подруженька
ждёт моя милая
хочет моя
изменница
осветить бездны мои
бездной
лица своего
Ищет она меня
люди мои
ищет меня
разбойнички мои
хочет она меня
славные товарищи мои
в темнице
навек забыть
Ждут меня мои розы колючие
ждут меня
мои пиявицы жгучие
ждёт меня моё старинное кладбище
ждут меня мои
припадки падучие.
У меня ничего этого нет
У них заводы
шахты рудники великие дела
медали ипподромы пчёлы
у меня ничего этого нет
У них свои учебники
энциклопедии словари
прядильные фабрики комиссионки и стадионы
у меня ничего этого нет
Есть у них свои плантации
свои рабы и хозяева
у них есть собаки и кошки
а у меня ничего то есть вообще ничего этого нет
У них своя религия
своя метафизика свои галактики
чемпионы театры национальные
меньшинства
а у меня нет
Есть у них свои офицеры
есть мёртвые и раненые
есть болезни которые нападают стаями
ничего этого у меня нет
У каждого из них есть отец и мать
подруга и дядя в сумасшедшем доме
есть туристы есть зайчики
у меня ничего нет
У них свои трясины свои пиявки
свои лягушки
у них есть правила поведения
кухонная посуда
кровяные тельца освободительные войны
у меня ничего
Есть у них свои международные отношения
гуманизм ренессанс
клубы для пидоров
у меня ничего нет
У них есть свои самолёты
свой сельхозинвентарь свой крупный рогатый скот
у них есть ньютон у них есть толстой
у меня ничего этого нет
У них есть свои неврозы
служба здравоохранения переливание крови
есть свои букашки и стеклянные шарики
у меня нет
Есть у них свои даты
когда их поработили когда освободили
есть у них свои герои свои ораторы
у меня ничего
У них свои затейники
с постоянной клиентурой
они в обязательном порядке пердят перед сном
а у меня ничего то есть буквально ничего этого нет
* * *
Скоро тебя прославит дьявольская игра
опять меловой период а может уже юра
А может уже третичный мрачный как Велиал
где ты в каком созвездии дурная моя голова
Знает ли он о том что ты уже канул во мрак —
тот цирюльник который бреет тебя с утра
А тот что уши тебе моет — его ученик —
знает ли он какой адский план у тебя возник
Как-нибудь утром ты явишься в этот дом
и ни с того ни с сего взорвёшься и грянет гром
И брадобреи которые привыкли тобой помыкать
вмиг перестанут брить и вдруг прекратят дышать
Мудрый как тяжкая рана как смертельный недуг
над перерезанным горлом застынет последний друг
* * *
Жить я не умею но клокочет кровь
кажется умру я чтоб родиться вновь
Боже ты мой боже сын твой словно гость
дал ему ты лиру — он её на гвоздь
Так не отрекался никто до него
от себя от песен да и от всего
Сербия — отчизна здесь за питиё
бьют поэтов вовсе не враги её
Лишь достигну цели выйду в темноте
родину утрачу — пусть узнают те
Звёзды мелет время время может всё
знают я безродный те кто нас пасёт
Да и мать родную — светлую зарю —
я ведь сам придумал — так и говорю
Мать моя созвездье — мой свирепый рок
я хотел родиться шустрым как зверёк
Я родился шустрым ярким как свеча
шёл я безоружный громко хохоча
Как из мрака вышел — повалили в пыль
Не умел я скрыться от лихой толпы
И с тех пор хочу я мать меня прости
возвратиться к звёздам дух перевести
Лишь созвездья в тихой мудрости своей
Помнят: в бесконечности было мне тесней.
* * *
Нет больше тьмы, куда не сошёл я за своим золотом.
Беден и наг, я падаю в пропасть.
Знакомое, милое я разменял на то, что за облаком,
Отпраздновав гибель свою до срока.
Зодчему просто: когда ему тяжко, он дом выстроит.
Врачу ещё проще: когда заболеет, людей исцеляет.
Мне всех труднее, о, любовь моя чистая:
Душу мою слова стаями покидают.
* * *
Ты говоришь
БОКСЁР КОТОРЫЙ НАРОЧНО ПРОИГРЫВАЕТ
СЛАБОМУ ПРОТИВНИКУ
ТОЛЬКО ЧТОБ ИЗБЕЖАТЬ ГЛУПОЙ РАДОСТИ ПОБЕДЫ —
БРАТ МНЕ
Ты говоришь
КЛИНОПИСЬ МНЕ БЛИЖЕ
ЧЕМ АБСТРАКТНОЕ ИСКУССТВО
НАШЕГО ВЕКА
Ты говоришь
ИЗБЕГАЙТЕ СМЕРТИ НЕ БОЛЬШЕ
ЧЕМ ОТВАРА ЦЕЛЕБНЫХ ТРАВ
БРАТЬЯ МОИ
НЕ БОЛЬШЕ ЧЕМ СОТОВ С МЁДОМ
В РУКЕ МАТЕРИ ВАШЕЙ
Ты говоришь (ты почти кричишь)
ПОДНАЖМИТЕ С ТРЕНИНГОМ
ПОДНАЖМИТЕ С ТРЕНИНГОМ
ПОДНАЖМИТЕ С ТРЕНИНГОМ
ПОДНАЖМИТЕ С ТРЕНИНГОМ
Ты открыл окно
Ты открыл окно
И проходящая мимо крестьянка
Тебе улыбнулась
Блаженство
Как после тяжёлой болезни
Как перед лукошком лесных ягод
Охватывает тебя
Только тех кто возделывает землю
Кто разбирается в семенах
Осеняет крыло
Вечной тайны
Тех кто понимает речь дождя
Кто не говорит без запинки
БРАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. БРАНИСЛАВ ПЕТРОВИЋ
Поэт, эссеист, публицист. Автор книг для детей. Родился 7 апреля 1937 в селе Белуша близ города Ужице (Сербия, Югославия) в семье портного. Учился на юридическом факультете, окончил филологический факультет Белградского университета. Был репортером в газете «Борба», в еженедельнике «НИН», редактором в белградском издательстве «Просвета» и журнале «Српски книжевни гласник». Переводил русскую поэзию (А. А. Вознесенский). Умер 26 сентября 2002 в Белграде (Сербия, Югославия).
Книги поэзии: Моћ говора (1961); Градилиште (1964); О проклета да си улицо Риге од Фере (1971); Предосећање будућности (1973); Трагом прах (1976); Све самљи (1977); Да видиш чуда (1990, 2009); Жежевасион (2004).
Важнейшие собрания поэтических произведений: Одбрана света (1980); Изабране песме (1986); Моћ и прах (1991); Градилиште (2003). Поэзия издавалась в переводе на русский язык.
Андрей БАЗИЛЕВСКИЙ
Бранислав Петрович выразил в свободной, острой форме драматическую душевную динамику независимо мыслящей личности. Дебютировал как поэт в студенческих журналах и оставался молодым до конца. Обладавший неукротимым творческим темпераментом и талантом эстрадного исполнителя, он вместе с рядом авторов его поколения силой своей экспрессивной и приземленной речи поколебал самодовольный унисон высоколобой герметической «поэзии без читателя». Его оригинальный и крупный дар был принят ценителями слова. Творческие встречи с ним и его книги становились событиями, имя было овеяно легендой о мятежном поэте-самородке.
Имена его книг: «Дар речи» (1961), «Стройплощадка» (1964), «О, будь ты проклята, улица Риги из Феры» (1971), «Предчувствие будущего» (1973), «Следом прах» (1976), «Всё сильней одиночество» (1977), — говорят о стадиях жизни и пути познания. Петровичу свойственна пытливость ребенка, он воспринимает мир как чудо, ощущает единение с ним и берет его под защиту («Защита мира» — озаглавил он избранное 1980 года). Его последнюю поэтическую книгу — «Посмотри на чудеса» (1990) — составили стихи для детей (потом он только собрал публицистику в книгу «Квадратура круга», 1999). В эпоху многократно возросших искушений и страданий, когда само бытие человечества под вопросом, когда удивительно, что в атмосфере еще есть воздух, а в лесу — деревья, поэт потрясен тем, что мир, тем не менее, существует, опьянен необъятной реальностью и предощущением тайны.
Петрович — мастер фактурной живой картины, драматической зарисовки, гимнически воспетого обыденного эпизода. Его стихи населены каменщиками, шахтёрами и философами, шоферами, полицейскими и крестьянами, торговцами, шахматистами и «небесными шпионами». Апеллируя к общности обычных людей, он славит мгновение, в банальном открывает величественное, воспевает всё, что просто, а значит — истинно: элементарную повседневность любви, работы, поисков смысла, который у каждого — свой. «Крыло вечной тайны» осеняет только тех, кто трудится на земле — «кто понимает речь дождя / кто не говорит без запинки». Именно они — «строители которые строят Время». Дабы не впасть в сентиментальную высокопарность, о главном поэт говорит шутя. Его экстатическое прославление жизни обогащено четким видением жестоких проблем («пророк всё знает, пророку нелегко»). Путь нормальным людям всюду преграждают представители небытия — функционеры власти и акулы собственности. Перспектива искажена насилием, продолжается «нежное зверство», звучат «револьверные шутки». Жизнь часто ужасает поэта, но инерция познания влечет дальше. На вооружении у него — ирония, протест, тонкое презрение.
Тревога — привычное состояние его души. Он не спускает глаз со смерти, с «глухонемой бесконечности». Сосредоточен на игре силы и немощи в человеке: «я не умею жить, а жить охота…», «когда умру, мне кажется, рожусь». В беспорядочной эмпирии, потоке впечатлений, в экстремальных эмоциях Петрович отыскивает утешение, но происходит и накопление горечи. Итоговое избранное (1991) он назвал «Мощь и прах», подчеркнув романтическую коллизию, пронизавшую его творчество: представление о себе как о провидце и острое ощущение тленности, ничтожества всего живого. Человек — создание, сознающее свою эфемерность, и потому его бытие трагично, даже когда в делах он достигает величия. Работа тратит человека, свобода обманчива и опасна, за жизнью «следом — прах»: наседают «господа черви». Мир предстает эсхатологической бездной: повсюду «пыль времени», пепел и лёд. Мчащийся к пропасти поезд полон людей. В карнавале мира смешались живые и мертвые, страшная карусель неостановима. Существование извечно сводится к порче среды, производству отходов — отбросами завалена сама смерть («Стихи о мусоре»).
Поэт взволнован и обескуражен: ведь даже «видя кровь Сына Человеческого», люди словно ничего не видят. Мифическое прошлое еле теплится в их подсознании. Лирический герой Петровича, при всей его приверженности людской суете, — добровольный изгнанник из общества, пораженного слепотой. Он отказывается содействовать социальному камуфляжу, участвовать в делах обмана и разрушения, он против рутины, формальных установлений и ограничений («У меня ничего этого нет…»), подчиняется лишь «годовым кольцам» жизненных циклов. Его солдат «упрямо уклоняется» от изучения военного искусства, а генерал — больше похожий на ученого чудака — приказывает людям «целоваться и обниматься». Сила духа, упрямая воля — вот всё, чем располагает человек в своём противостоянии агрессии ближних, несовершенству и тщете бытия, всему, в чем не хватает жизни и что ее недостойно. Жив тот, кто понимает цену жизни, кто — зная, что и он умрёт, — не верит в это. Страх смерти может быть побежден упрямым созиданием, бессмертны все, кто не боится жить. Грохочет вечная стройка — апофеоз существования и отпор небытию. Однако неизбежен и «террор проектов и набросков» — имитация дела в отрыве от интересов жизни. Строительство отчуждается от строителей, строение угрожающе кренится и нависает над ними (тогда жену архитектора замуровывают в фундамент: жертва должна обеспечить успех).
Ощутив, что в мире преобладает хаос, поэт словно принимает кару за изначальную беспечность: на смену юмору приходит зловещий гротеск. Порой впадая в шутовство, Петрович все же продолжает преданно биться за жизнь — против лжи и обезличивания. Природа сильнее техники и смерти, поэтому (как в одной из его детских историй) пчёлы способны прогнать вооружённых до зубов оккупантов. «Человек — это только слеза», «кладбище всех времён», но он вечно в пути — «идет вдоль реки» и, уходя в землю, — не уходит. Люди не согласны быть жертвами, они не желают становиться безликим прахом, но только вместе они — люди. Обновление происходит через слияние биологически-чувственного с духовным: прославлен человек — работающий, принимающий пищу, оплодотворяющий, зачинающий и рожающий потомство. Главное божество поэтического пантеона Петровича — «Человечица», «Великая Мать» рода людского.
Прожить полноценную жизнь — значит «решить мировой вопрос» вместе с тем, кого любишь. Над смертью — «жильцом пустого мира» — торжествуют «люди-любовники», те, кто «из поцелуев строит человека»: им доступны мгновенья бессмертия. Но и любовь иссякает: любящий боится, что будет оставлен, его восторг сменяется тоской, от любви остается «кожа с рубцами с обеих сторон».
Поэт беспощаден к вчерашним дням: он клянет белградскую улицу, где любовь посетила его и покинула. Люди уходят «в сон беспробудный». Однако, как ни странно, умеют жить, не помня смерти. «Сияющие животные» — они спешат «по следу жизни», «сквозь зеленую бесконечность», хотя души их «до краев наполнены смертью». Человек, обуреваемый страхом небытия, хочет быть всем, вобрать в себя всё, «в даль сердца выпрыгнуть из головы». Ему тяжело быть собой, а для другого он готов стать чем угодно, ведь быть вместе с другим — спасение. Поэт требует у музы: «приведи мне людей». Ему ведомы «все стёжки-дорожки/ между небом и землей». Он идет по земле босиком («шёл я безоружный громко хохоча»). «Чувство будущего» подсказывает ему, что потомки честно оценят «подвиги и песни» нынешних людей. Каждому нужен «последний друг», «мудрый, как тяжкая рана». Этот ясновидящий учитель советует: «поднажмите с тренингом» — учитесь избегать смерти «не больше чем сотов с мёдом в руке матери вашей». Ушедшие — «пятьдесят миллиардов могил/ пребывают в отличном настроении».
Стихи словно душат поэта, образ для него — «рисунок взрыва в мозгу». Порой это высказывания с неясным семантическим контуром — густое, перенасыщенное варево жизни приправлено абстракциями. В нем играют разговорные клише, паронимы, реализованные идиомы. Слова стаями «покидают душу», воплощаясь в стихи. Противоречия раскрываются в бурлящем множестве интонаций, через ассонансы, аллитерации, рифмовку, акценты и скачки ритма. У Петровича, неуемного в чувствах, острый взгляд и быстрый ум. Он сдержан в словах, пишет кратко, без избытка метафор, выделяя ударные фразы. Натуре апологета и певца жизни соответствует органическая радость речи, вера в то, что всё можно выразить и назвать по имени. Его речь плотно-материальна, гиперболична, грубовата. Он, как дитя, повторяет, скандирует слова, выделяет их заглавными буквами, всюду подразумевая восклицательные знаки. Это изустная поэзия, живущая в звуке. Язык, с его пульсацией жизненной силы, брутальностью и нежностью, возвращён миру в готовых «постройках» из плотно подогнанных образных блоков.
Поэт не прочь «возвратиться к звездам», но до поры до времени заговаривает зубы своей «бедной подруженьке» — смерти, ничто не может вырвать у него отречения от жизни. Он верен абсолюту труда и разума, поэтому мягок даже в моменты уныния («Доброе утро всем вам, кто дожил до этого утра!»). В общении и сострадании работает его «дар речи», позволяющий созидать миры: «когда человек горит — /мир светел». Возгласом ободрения он приветствует людей — братьев своих, подставляет плечо, сдерживая натиск небытия. Раскованные, яркие стихи Петровича искренни, в них есть свет и тепло. Эта поэзия естественна и чиста. Ибо произносится ради постижения правды о людях в мире, укрепления их духа, веры и силы.
Источник: антология Сербские поэты ХХ века. Редактор-составитель А.Б. Базилевский. Изд. Этерна/Вахазар, 2011 г.