Евгений Резепов: «СЕ ЧЕЛОВЕК»

«Сия икона писана в Самарской губернии, Бузулукского уезда, Утевской волости того же села зубами крестьянина Григория Журавлева, безруким и безногим. 1885 года, 2 июля», – прочитал на обороте старой иконы святых равноапостольных Кирилла и Мефодия югославский историк и реставратор Здравко Каймакович. Удивился, конечно, но не поверил. «Наверняка чья-то мистификация», – подумал ученый.

---

В 1963 году Каймакович проводил учет памятников культуры в сербской православной церкви в селе Пурачич, что у городка Тузла (Босния, в то время – Республика Югославия). Икона со странной подписью его все-таки заинтересовала: работа была тонкая и тщательная. И он решил отправить запрос в Советский Союз. Каково же было его удивление, когда из Госархива СССР был получен ответ: да, был такой иконописец, жил в самарском селе Утевка, встречался с Николаем II, пожаловавшим ему пенсию, умер в 1916 году. И что самое главное: действительно он родился без рук и без ног.

Из небытия

О находке в Пурачиче в самарском селе Утевка узнали из районной газеты, где было напечатано письмо югославского реставратора, адресованное учителю истории утевской школы Кузьме Емельяновичу Данилову. Краеведу односельчане на улице проходу не давали: засыпали вопросами. Оказывается, даже за границей, в Югославии, чтут иконы их земляка? Правда, иконы Кузьма Емельянович осторожно называл «картинами» и «работами». Слово «икона» было тогда не в чести. Данилов больше говорил о крестьянском происхождении художника и его физических недостатках, которые не помешали Журавлеву проявить свой дар.

В школьном музее отвели уголок, посвященный памяти художника-самородка. Данилов стал вести реестр всех приносимых икон и картин, о чем педантично сообщал через ту же районную газету. Коллекционер Владимир Якимец принес икону кисти Журавлева с изображением псалмопевца Давида с арфой в руках. Он отыскал ее у кого-то на чердаке. Сестры Трегубовы принесли журавлевские иконы, найденные в сарае. А Петр Галкин пожертвовал карандашный портрет деда работы Журавлева, который пылился на дне сундука. Пенсионер Иван Филиппович Гурьянов заявил, что знает, в чьем чулане есть портрет работы Журавлева, на котором изображен утевский портной начала ХХ века Гордей Афанасьев…

Так, благодаря сенсационной находке в Боснии, на родине забытого художника вспомнили о безруком и безногом иконописце. В давно закрытом утевском храме еще можно было увидеть фрески Журавлева, которые он, как и иконы, писал, зажав кисть в зубах. Говорили, что художник похоронен слева от северного крыла храма. А где – точно никто не знал. Большего вспомнить о Журавлеве не могли даже самые древние старики, видевшие иконописца, когда им было по 5–6 лет. А может, не хотели особо распространяться? От югослава Каймаковича тоже ничего больше не было слышно. Поэтому вспыхнувший было интерес односельчан сошел на нет, члены краеведческого кружка, созданного Даниловым, стали заниматься другими темами, потом выросли и разъехались кто куда. Увы, но после смерти учителя Данилова школа не смогла сохранить работы Журавлева… А в старом утевском храме разместили склад «Заготзерно», здесь же установили работающую на солярке машину для сушки зерна. Через некоторое время копоть и пыль покрыли стены слоем грязи, скрывшей великолепные фрески необычного иконописца…

Земляки о Журавлеве совсем забыли. Спустя десять лет после истории с письмом из Югославии в селе Утевка, где проживает 6 тысяч человек, можно было даже не пытаться спрашивать о том, кто такой Григорий Журавлев. Большую часть населения села теперь составляли пришлые, приехавшие сюда трудиться на нефтепромысле. Коренные же сельчане позабыли даже то, что слышали от дедов. А ведь в Утевке ни до, ни после Журавлева больше не появился на свет ни один художник, а уж тем более иконописец. Кисть жители села берут в руки только во время ремонтных работ или весенней побелки деревьев и пеньков. А на редкого гостя, который интересовался в то время иконописцем Журавлевым, смотрели с подозрением.

В этом убедился директор одного из самарских заводов, увлеченный писательством. Александр Малиновский детство провел в Утевке и запомнил рассказы своего деда о необычном безруком и безногом иконописце, который умудрялся даже повозкой править, держа вожжи в зубах. А в 60-х годах Малиновский впервые увидел фотокопии с одной из картин Журавлева. На ней была изображена крестьянка в белом платке и с младенцем на руках. Нежный овал лица, большие темные глаза, на губах – еле заметная улыбка. Обычная картина, вовсе не икона. Но все же воспринималась она почти как икона. Называли картину «Утевская Мадонна». Фотокопию по просьбе Малиновского сделал ученик сельской школы Владимир Игольников. Видел Малиновский и оригинал картины у Александры Михайловны Подусовой. Разглядывая ее, Малиновский все никак не мог поверить: как человек без рук создал такой образ?!

Малиновский решил собрать материалы о жизни Журавлева. Успел даже встретиться с учителем Даниловым. Краевед сумел найти только справку о смерти иконописца. Но ни у кого не было ни одной фотографии Григория Журавлева, все только твердили, что он был без рук и без ног. Малиновский обратился в Самарский краеведческий музей, рассказал директору об иконописце, попросил поискать какую-нибудь информацию в фондах. Не может быть, чтобы о Журавлеве в музее ничего не было! Но именно так директор и ответила. Тогда директор завода поинтересовался нуждами музея. Выяснилось, что музею срочно нужны стеллажи. После оказанной помощи Малиновскому наконец-то показали старую, поцарапанную фотографию двух мужчин. Один сидел, а второй хоть и стоял, но едва доставал первому до подбородка…

«И написал сию икону…»

Григория Журавлева и его брата Афанасия сразу узнал на фотографии старый житель села Утевка Николай Корнев. Он вспомнил, как художника мужики носили на руках в храм. Встав на колени, Корнев показал Малиновскому, как Григорий работал за маленьким столиком. Старик даже назвал тех, кто обучал Григория: земский учитель Троицкий и самарский художник Травкин. Григорий писал для односельчан письма и прошения красивым каллиграфическим почерком. Умел красиво расписываться. Отец его держал столярную мастерскую, а брат был хорошим чеканщиком. Журавлевы мастерили деревянные заготовки для икон, оклады. В церковь иконописца доставлял брат Афанасий. Григорий отличался веселым нравом и был очень уважаемым человеком. Мальчишкой Корнев приходил к нему с друзьями домой на Рождество славить Христа, и тот без подарков не отпускал. Были у него лошадь и тарантас, которые дал ему самарский губернатор, после того как Григорий побывал у царя.

Подтверждение тому, что Журавлев встречался с Николаем II, Малиновский нашел в архивах самарского губернатора А.Д. Свербеева. Там сохранилось письмо, написанное Григорием. В конце 1884 года Журавлев, написав икону святого Николая Чудотворца, обратился к самарскому губернатору, всегда принимавшему участие в делах калеки-живописца, с просьбой представить икону Его Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу. Икону он сопроводил письмом: «От всего моего сердца желаю поднести Вашему Императорскому Высочеству икону – Святителя и Чудотворца Николая, которую я написал ртом, а не руками по той причине, что от своей природы не имею силы и движения в руках и ногах своих. Покорнейше прошу Вас допустить препровождаемую сию икону до Вашего Высочайшего имени потому, что я не имею у себя рук и ног. И написал сию икону по вразумлению Всемогущего Бога, который допустил меня на Свет Божий. И даровал мне дар. Потому открылось движение моего рта, которым я управляю свое мастерство по повелению Божию».

О том, что иконы безрукого иконописца из Утевки разбросаны по всей стране, Малиновский узнал из ответа на свой запрос в Троице-Сергиеву лавру. И даже в Церковно-археологическом кабинете Московской духовной академии, которая располагается в стенах Лавры, хранится икона, подписанная Журавлевым. На ней святой Лев, папа римский, на тыльной стороне надпись: «Сию икону писалъ зубами крест. Григорий Журавлевъ Самарской губ. С. Утевки. Июля 30. 1892 года». На эту икону когда-то обратил внимание учившийся в МДА будущий настоятель утевского храма во имя Святой Троицы о. Анатолий. Ему запомнились слова «Сию икону писалъ зубами…». «Как это могло быть?» – подумал он тогда. Об этой иконе он и рассказал Малиновскому, после того как последний буквально огорошил только что приехавшего в село батюшку повестью об авторе фресок в храме, давнем письме из Югославии и своих последних открытиях.

Правда, фрески потемнели, во многих местах облупились. Незадолго до того, как было получено разрешение вновь освятить и открыть храм, крыша прохудилась, дожди и снег только ухудшили состояние фресок. Да к тому же здесь до последнего дня работала та самая машина для просушки зерна, а на ночь в храм загоняли грузовики… Так что храм настоятелю достался, мягко говоря, не в лучшем виде. Колокольня отсутствовала, в куполе зияла огромная дыра, стены рушились, вместо пола – земляные ямы… Но, как признался о. Анатолий, его вдохновлял духовный подвиг иконописца Григория Журавлева, который сто лет назад, не имея рук и ног, расписывал этот храм.

Прослышав о том, что храм снова действует, люди стали возвращать в него иконы Журавлева, которые прятали дома их родители. Когда в 1934 году храм закрыли, иконы баграми сдирали со стен и выбрасывали на улицу. Многие их подбирали и уносили домой. Самая большая икона работы Журавлева, в человеческий рост, «Крещение Господне», была привезена из соседнего села Малая Малышевка. Снова вспомнили о Григории Журавлеве и о том, что рассказывали деды. Расписывать стены Григория поднимали в люльке на кожаных ремнях. Кисть в зубах он сжимал так сильно, что вынуть ее можно было, только предварительно наложив на скулы мокрые теплые полотенца…

Из села Старая Кармала на другом конце Самарской области привезли в Утевку альбом с рисунками Журавлева. Выпросить его было нелегко, но с задачей справился предприниматель из Утевки Владимир Петрушин. Он организовал поездку и выкупил альбом. Рисунки из альбома потрясли всех. На лицевой стороне были гравюры, иллюстрирующие Ветхий Завет. А на обратной стороне гравюр – карандашные рисунки, выполненные Журавлевым. Этот альбом он привез из Петербурга, куда был приглашен императором. После аудиенции художнику-иконописцу была назначена пенсия в размере 25 рублей в месяц, а самарскому губернатору приказано дать Журавлеву иноходца с летним и зимним выездом. Можно предположить, что гравюры из альбома нужны были художнику как образцы для его будущих работ. А в Старую Кармалу альбом попал вместе с художником, учеником Журавлева, помогавшим ему расписывать утевский храм.

Кстати, возвращение Журавлева из Петербурга в Утевку обросло легендами: он якобы попал в цирк, где его насильно удерживали и показывали как диковинку. Потом его якобы продали цыганам, а художник от них откупился.

Сила духа

…Чтобы добраться до храма, надо пройти мимо столетних ветел, охраняющих овраг с ручьем. Это сейчас через него перекинут мост, а век назад спуститься в овраг и выбраться из него было непросто. Тем более пожилому человеку. А ведь дед Григория Журавлева, Петр Васильевич Трайкин, почти каждый день преодолевал этот овраг с внуком. Зимой возил Григория на санках, в теплые дни – на тележке, а то и вовсе таскал на руках. Я шел над оврагом и невольно представлял картину, свидетелями которой были древние ветлы. Встречные односельчане, наверное, смотрели на Трайкина с сожалением, крестились: «Помоги тебе Господь!» и крепче прижимали к себе своих детей. Все село знало, какой крест он на себя взвалил. Его дочь родила мальчика без рук и ног. В отчаянии хотела умертвить и себя, и сына, но старик отговорил ее, взялся сам воспитывать внука и возить в земскую общественную школу.

Ничем особым семья Журавлевых не выделялась, держали столярную мастерскую, в которой выполняли и жестяные работы. От убогого ребенка не отказались. Два года дед носил Григория в школу, часто отдыхал под ветлами, наверное, молился и просил сил не для себя, а для внука. О чем-то они между собой говорили. Какие-то рисунки чертил прутиком на песке внук…

Петр Васильевич спас жизнь Григорию и дал ему начальное образование. Он не дожил до того времени, когда Григорий Николаевич Журавлев превратился в опору семьи, содержал не только себя, но и своих родных, став известным иконописцем. Уголь, которым он рисовал на стене, и прутик, которым чертил на песке, Григорий сменил на карандаш. А затем задумал выучиться писать масляными красками «настоящие образа». В 15 лет он отправился в Самару, где обратился к живописцу Травкину. Тот принял необыкновенного ученика, оставил на несколько дней в своей квартире и познакомил с первыми приемами живописи, а его брата Афанасия, который теперь вместо деда носил Григория на руках, научил растирать краски. Закупив в Самаре все необходимое, Григорий вернулся в Утевку и, заказав себе стол особой конструкции, принялся учиться живописи.

В семье он быстро стал не только кормильцем, но и командиром. Через пять лет беспрерывного труда Григорий стал писать «образа» настолько удовлетворительно, что решился подарить несколько икон своей работы высокопоставленным лицам Самары. Самарский губернатор Свербеев дал ему благожелательный отзыв и заказ на работу. Об этом сообщили в 1885 году «Губернские вести».

В конце 1884 года Журавлеву пришла счастливая мысль изготовить икону для цесаревича. Икона была милостиво принята, а художнику пожаловали 100 рублей. С этого времени Журавлев начал получать заказы постоянно. Губернское земское собрание, приняв во внимание бедственное положение семейства Журавлева и его личные труды по части самоусовершенствования в искусстве живописи, назначило ему ежегодную пенсию в размере 60 рублей. А когда в Самаре встал вопрос о том, кому поручить написать главную икону (икона святого Алексия, митрополита Московского, покровителя Самары) для строящегося самарского кафедрального собора Христа Спасителя, то выбор пал на безрукого крестьянина Журавлева из далекой Утевки.

…И вот я стою в храме во имя Святой Троицы вместе с о. Анатолием и самарским писателем Александром Малиновским. Волнуюсь. Все, что они знали о Журавлеве, они уже рассказали. Но все равно было ощущение недосказанности, что-то главное о Журавлеве оставалось неизвестным. Это особенно чувствовалось тут, рядом с его работами. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь окна, освещают фигуры святых на огромном куполе. Их можно разглядеть во всех деталях. Глаз не оторвать.

А вот фрески на стенах нужно долго и внимательно разглядывать: они пострадали больше всего. Хорошо сохранились только те, что у северного входа. Но все равно видна поразительная тонкость и одухотворенность работы. И по-прежнему не отпускает только одна мысль: Как?! Как можно написать такое, не имея рук?!»

– Часть росписей сделали его ученики, а Григорий писал только лики и руки святых, – рассказывает о. Анатолий. – Росписи соответствуют каноническим образцам. Только в одном случае Григорий отступил от канона. Святой Феодосий Черниговский написан по словесным описаниям его образа, которые Журавлев слышал от странников и богомольцев. Икона Феодосия Черниговского, тогда недавно причисленного к лику святых, еще не попала в Утевку. А потому писал он этого святого с одного из своих земляков.

Об этом, сославшись на воспоминания родителей, о. Анатолию рассказал кто-то из прихожан. Они же показали и то место, на котором обычно стоял иконописец на службах в храме: напротив хора певчих, с правой стороны алтаря. Когда брат Афанасий приносил и ставил Григория на табурет, то прихожан поражал его цепкий и зоркий взгляд, которым он поглядывал вокруг себя. С этого места он разглядел в толпе прихожанок крестьянку Екатерину Грачеву со светлым и благообразным лицом, которое поразило его своей одухотворенностью. Это ее он изобразил на картине, получившей название «Утевская Мадонна». Сейчас эта работа Журавлева считается пропавшей. Но надежда найти ее и вернуть в Утевку есть. Самарский фотохудожник Виктор Пылявский, сделавший с параплана фото всех храмов Самарской области, устроил выставку своих работ. Одна из записей в книге отзывов этой выставки вселила в Малиновского надежду найти «Утевскую Мадонну». – Кто-то написал, что, увидев утевский храм и его росписи, вспомнил о работе Журавлева – картине с изображением крестьянки в виде Мадонны, с ребенком на руках. Она у них дома! – с радостью рассказывает Малиновский. – Она вернется!

Хочется в это верить. Ведь вернулась на Самарскую землю та самая икона Журавлева «Кирилл и Мефодий», которая была увезена кем-то из эмигрантов после революции 1917 года из Утевки, а потом найдена историком Каймаковичем. Ведь нашлись и крупицы сведений о жизни иконописца.

…В Утевке до сих пор считают, что окончательные контуры главному куполу храма приданы по особым рекомендациям Журавлева, который сумел убедить архитекторов внять его советам. Храм и дом Журавлевых разделяли всего 260 шагов. По воспоминаниям односельчан, когда Афанасий не имел возможности принести Григория в храм, то иконописец сам, перекатываясь по лужам, пыли и грязи, добирался до крыльца храма и вскарабкивался по ступеням. Храм строился для сельской бедноты Утевки (в другой храм, который уже давно не вмещал всех прихожан, ходили в основном местные купцы). Краски, которые не могут не попасть в рот, если человек рисует кистью, зажатой в зубах, испортили ему пищевод. А черенки кистей сточили зубы. Остатки зубов он берег для настенных росписей храма, которыми занимался до самых последних дней своей жизни и после освящения храма. Однажды, работая под куполом, он сильно простудился. Но Журавлев не обращал внимания на болезнь, продолжал расписывать храм. Через некоторое время ему был поставлен страшный диагноз: чахотка.

В феврале 1916 года уникальный иконописец Григорий Николаевич Журавлев скончался в селе Утевка и с разрешения епископа Самары был похоронен в ограде храма, который он расписывал.

На кресте, поставленном на его могиле, было написано: «Се Человек».

Источник: Русский мир, июнь 2012

Еще несколькие работы кисти Григория Журавлева…