Дело заключается не в том, чтобы в очередной раз придать проклятию имена злодеев. Важно понять, что та система, которую они выстроили, символом которой они являются до сих пор, стоила нашему народу неисчислимых бед, причем, не только физических, но и духовных
Пётр МУЛЬТАТУЛИ
Мартовский день 1988 года. Город ещё назывался Ленинградом. Мне 18 лет. В этот день я решил в первый раз исповедоваться. Подхожу к величественному Лейб-гвардии Спасо-Преображенскому собору, окружённому пушками. Эти пушки Император Николай Павлович отнял у побеждённых турок и поляков. В соборе этом я бывал и раньше.
В первый раз с отцом, когда мне было лет шесть — не более. Тогда меня поразил синий купол и золотые звёзды на нём, свет, льющийся из-под купола, отсутствие народа. Шла вечерняя служба. Молодая женщина опустилась на колени. Я спрашиваю отца: « – А неужели молодые верят в Бога»? « – Верят». До сих пор удивляюсь, откуда возник в моём сознании этот вопрос, дома у нас никто атеистической пропаганды не вёл. Семья была, как сейчас принято говорить, невоцерковлённая, но любовь и уважение к Православию никто не скрывал. Помню, маленькими мы с братом рассматривали старинные репродукции икон в какой-то книге нашей большой библиотеки. По малолетству, образы на иконах казались нам забавными, непропорциональными. Мы стали их обсуждать и говорить, что они смешны. К нам подошла ныне покойная бабка Екатерина Ивановна. Мы и ей повторили наш детский лепет, что Бог некрасив. «Некрасив»? — переспросила она. «Ну, подождите». Ушла куда-то. Через некоторое время вернулась с каким-то чёрным материалом, в котором было что-то завернуто. Развернула этот материал. «Вот, наш Господь Иисус Христос», — сказала она, показывая нам что-то блестящее, переливающееся каким-то дивным светом. Я взглянул и обомлел, смех сам собой исчез с моих губ. На меня смотрел Лик такой дивной Красоты, такой Любви, такой Доброты, каких я до сей поры не видел никогда. Брат мой тоже замолчал и смотрел на Бога. Бабушка, видимо, поняла, что мы посрамлены и, завернув икону в чёрный сатин, торжествующе унесла её в свою комнату. Иконы свои она не выставляла, а держала в шкафу в этом чёрном сатине. Позже выяснилось, что это было благословение её отцу Ивану Михайловичу Харитонову от родителей в день венчания. Потом, много раз я смотрел на эту обычную с точки зрения иконописи икону в скромном серебряном окладе, но ни одна из других икон, самых почитаемых и известных, в дорогих ризах из золота и драгоценных камней, не произвела на меня такого впечатления, как та икона, увиденная в детстве.
Тот самый портрет
Тогда же в детстве мне пришлось второй раз испытать похожее впечатление. У нас был журнал «Нива» за 1904 год, впрочем, он есть и сейчас. Я любил срисовывать разные батальные сцены, коих в этой «Ниве», посвящённой русско-японской войне, было множество. Как-то я взял «Ниву» и раскрыл ее где-то посередине. Мне показалось, что она раскрывается сама собой. Я увидел потрет человека с удивительно красивым, причем какой-то нездешней красотой лицом, чем-то похожим на тот Лик Христа, что я видел на бабушкиной иконе. Больше всего привлекали к себе внимание глаза одновременно с любовью и грустью смотревшие прямо в душу. Под портретом была надпись: «Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович. К 10-летию со дня царствования».
Парадоксально, но изверги ХХ столетия, Ленин, Троцкий, Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун, Пол Пот, пролившие моря человеческой крови, не вызывали в советском обществе такого отторжения, как убиенный со своей Семьей, добрый и милостивый Государь, кардинально улучшивший благосостояние своего народа и причисленный в конце ХХ в. к лику святых. Сравнивая все реальные и мнимые успехи коммунистического режима в экономике и социальной сфере с 1913 годом, то есть пиком расцвета Империи, советские учебники одновременно спешили объявить Россию Николая II «слабой», «отсталой», «загнивающей». Все советское время имя убиенного Царя находилось под запретом. В ленинско-сталинское время за хранение его портрета можно было отправиться в лагеря, а то и быть расстрелянным. 21 января 1928 г. во время ареста отца Павла Флоренского при обыске среди его вещей была обнаружена фотография Государя. Это было единственное, что было изъято сотрудниками ГПУ. На вопрос гэпэушников как он относится к Царю, Флоренский ответил: «К Николаю II я отношусь хорошо, и мне жаль человека, который по своим намерениям был лучше других, но который имел трагическую судьбу царствования». Редкое мужество по тем временам! И. Л. Солоневич вспоминал, что один немецкий левый деятель признавался ему, что видел в 1920-е в СССР годы портреты Государя, спрятанные в домах за иконы.
В хрущевско-брежневское за это же «деяние», хранение и тем более публичное вывешивание портрета Государя, расстрел уже не грозил, но уголовная ответственность за «антисоветскую агитацию и пропаганду» — вполне. Букинистическим и антикварным магазинам было строго запрещено принимать от населения даже открытки с Царской Семьёй, книги и журналы с ее изображениями. Власти знали, что делали. Впоследствии мне приходилось много раз слышать от самых разных людей, что к Богу они пришли, когда увидели фотографии святых Царственных Мучеников. Как верно писал протоиерей Александр Шаргунов: «В лице Царя — благодать Божественного спокойствия. Глядя на фотографию Его, можно успокаиваться. Да, лицо Царя говорит само за себя. Оно благообразно, оно просветлено. Оно исполнено высшего благородства. Царь сохранил детскость, чистоту. Царь сохранил застенчивость, Ему как бы неловко, что Он облечён властью над людьми. Это отмеченность Божественная, которую он сохранил до конца. Удивительная эта естественность Царской Семьи отражена в фотографиях. Не было ни у кого ничего актерского. Нет лукавства в лице, прямой взгляд, — потому эти лица отчасти иконописны, сами по себе. Сравни портрет Царя и любых других государственных деятелей. Не только очередных наших Черненко, Черномырдиных и Чубайсов, но и всех западных знаменитых правителей вроде Черчилля, Рузвельта или де Голля. Есть отмеченность свыше в лице Царя. Покажи лицо Царя ребенку, и это благотворно подействует на душу его. Дети чувствуют сердцем — их не обманешь. И, что бы ни происходило, жива еще детская душа русского народа. Детское есть в иконах, и лицо Царя в этом смысле имеет общее с ликом Христа. Лицо, доверчивое по отношению к Богу и людям. Очень важно увидеть, что это русский Царь, который был у нас. Это Царь, которого убили. И это Царь, у которого отношения с народом могли быть действительно другие».
Великий Князь Николай в 1871 году
Внедрение в народное сознание искаженного, оболганного образа Государя, было призвано легитимировать захват и нахождение у власти советско-партийной клики, оправдание совершенного ею Екатеринбургского злодеяния. Клика понимала, что возвращение подлинного образа Николая II в народное сознание грозит крушению их господству. Слишком страшна и опасна была правда о Государе для этих узурпаторов, слишком страшен и опасен был для них подлинный образ Царя, которого они называли «слабым» и «кровавым», но почитание которого продолжало жить в народе, слишком разителен был контраст между царской эпохой, с её процветанием и подлинной свободой и их революционной эпохой, эпохой геноцида, голода, гражданской войны, тотального грабежа, тюрем и концлагерей.
Но кроме этого, Николай II был ненавидим коммунистической «элитой» ещё и потому, что он был олицетворением совершенно чуждого и враждебного ей мира. Ненависть, которую испытывала и испытывает до сих пор к Николаю II значительная часть духовных, а то и прямых наследников цареубийц и палачей, не имеет никаких рациональных объяснений. Эта ненависть древняя и всеохватывающая, и не Государь является её главным объектом. Ведь его жизнь и кончина есть следствие верности Христу и подражание Его Вселенскому Подвигу. Император Николай II любил Христа Спасителя больше своей земной жизни.
Сегодня, помимо сознательного неприятия последнего Царя, весьма распространено непонимание его действий, которые кажутся некоторым людям проявлением слабости или недальновидности. Епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов), называя последнего Государя одной из «самых прекрасных фигур в истории России и в истории Русской Церкви», указывал, что «именно поэтому он обречен на непонимание и даже на вражду, но на непонимание больше. Люди не всегда могут понять, что это был за подвиг, что это был за человек. Не всегда могут понять уровень его самоотвержения. Ведь он лишился всех венцов: и венца победителя в войне, и венца великого устроителя Русской Земли, и венца церковного деятеля, всех венцов, и Царского венца, у него оказался только один венец — венец мученика. Но для Господа это был главный итог его жизни».
Однако многие не понимают, почему этот «венец мученика» выше, чем царский венец, и зачем Царь отказался от него. Как часто приходится слышать: «Вот если бы на месте Николая II был бы Александр III или Сталин, вот тогда бы…»! Почти вековая идеологическая обработка воинствующего материализма не прошла даром, и понимание жертвы во Имя Божие, во Имя Христово, бывшим таким ясным и само собой разумеющимся для наших предков, в наши дни у значительной части людей является каким-то отдаленным и непонятным понятием. Даже среди многих православных, славящих Искупительный Подвиг Спасителя, добровольно давшего распять Себя на Кресте, не редко встречается непонимание христоподражательного подвига Его Помазанника.
С братом Георгием в 1873 году
Мне часто вспоминаются слова Бернарда Шоу, сказанные им про Французскую революцию: «Не стоило отрубать головы не только священникам и несчастным маркизам, но даже мышке, чтобы передать власть негодяям и лавочникам». Когда я смотрю на портрет Государя я тоже задумываюсь: неужели стоило свергать, а затем изуверски убить Богом Помазанного Царя, чтобы получить взамен откровенных бесов, которые как будто специально были отмечены физическими недостатками. Сначала «временный» с одной почкой Керенский, потом маленький, картавый лысый Ленин вкупе с «вечно воспалённым» эпилептиком Троцким, затем конопатый со сросшимися пальцами и сухой рукой Сталин, потом свиноподобный, покрытый с ног до головы бородавками Хрущев? Неужели стоило разрушать тысячелетнюю Державу, находившуюся на невероятном подъёме развития, богатую и сытую, для того, чтобы путем экспериментов, стоивших миллионных жертв, создать уродливый гибрид с огромной территорией, почти равной бывшей Империи, но зачем-то поделенной на пятнадцать «независимых» частей («республик»), ущербной экономикой, всеобщим дефицитом и лживой безумной идеологией? Причем главные победы и успехи советского периода совершали поколения родившиеся или воспитанные в идеалах Тысячелетней русской цивилизации. Ведь это не большевики придумали самоотверженность, жертвенность, благородство, патриотизм, отзывчивость Русского Народа. Наоборот, они обладали совершенно противоположными свойствами. Но получилось так, что без обращения к этим народным свойствам, большевики, несмотря на все их усилия и прямой геноцид целых сословий, управлять страной не могли. Богоборцы сначала пытались физически уничтожить Церковь и духовенство, вообще Идею Единого Бога, не только у православных, хотя главный и самый страшный удар пришелся по ним, но и у мусульман, и у буддистов, и у иудеев. Но в 1941 г. оказалось, что, продолжая открытую борьбу с Богом большевики неминуемо потеряют власть, и они были вынуждены обратиться за помощью к Церкви. Но ненадолго — уже в конце 40-х — начале 50-х гг. гонения возобновились с новой силой, достигнув кульминации в годы правления Хрущева. Но это были последние гонения против Православия советской власти: в августе 1991 г. она рухнула, и началось второе крещение Руси, как позже назвал это время покойный Святейший Патриарх Алексий II.
Но этот церковный ренессанс не мог возникнуть на пустом месте. Он стал возможен, благодаря тому, что сотни тысяч людей, и мирян, и духовенства, в годы лютого безбожия, рискуя жизнью и свободой, хранили верность Христу и Православию. Креститься самому, крестить детей, ходить в храм Божий, все это было — исповедническим подвигом.
Когда я пришел в Церковь этого подвига от меня не требовалось. Мне хотелось быть со Спасителем и Его святыми, быть православным. В десять лет я прочитал Евангелие и полюбил Христа. Повествование о Его страданиях и крестной смерти стали не отвлечёнными рассказами, а реальными событиями, происходящими сейчас, а не 2000 лет тому назад.
1874 г.
Главной святыней Спасо-Преображенского собора, в котором я принял святое Таинство крещения, является чудотворная икона Спаса Нерукотворного, которая сопровождала Императора Петра Великого во время Полтавской баталии и была у изголовья его смертного одра. Лик Спасителя глядит с нее прямо в душу, оставляя полное ощущение, что в ней Он видит все: хорошее, плохое, тайное и явное. Этот образ совсем иной, чем тот, что я видел в детстве у бабушки. Спаситель здесь в терновом венце, перед Распятием, его Лик окружен полным безысходным мраком. Но именно поэтому, Лик Господа так притягивает взор. Бог и человек остаются один на один, без свидетелей, без ангелов-посредников, без святых-молитвенников. Бог и твоя совесть. Христос — победитель мрака. Христос — единственное Упование. Как это важно понимать, сегодня нам, русским! Все, что со Христом — жизнь, все что без Христа — смерть. «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Аз упокою Вы. Возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф. 11, 28). А мы всё не хотим прийти к Нему, не хотим взять Его иго и Его бремя. Все ищем Ему замену в разных кумирах и кумирчаках, всё не хотим отвергнуть зло, как решение наших проблем. Идём в храм, где приносим бескровную жертву Христу, а потом с умным видом рассуждаем об «успехах» и «благотворности» деятельности его гонителей, сохраняем этим гонителям наши памятники, улицы и даже города! Часто приходится слышать от людей, называющих себя православными, фразы такого плана: «в большевизме было христианское начало», «Сталин, конечно, тиран, но…» (далее следует перечисление «успехов» сталинского режима), «хорошо, что победили красные, а не белые», «только социализм свойственен русскому народу», «Сталин — гигант, Столыпин — пигмей». Этих людей не смущает, что подобными речами они оправдывают один из самых чудовищных и преступных режимов мировой истории, оправдывают геноцид русского народа, совершенный в ХХ в. Почему, эти люди говорят так? Потому, что в душе своей они не принимают Христа как единственного личного Спасителя, как Единственную Истину, как Единственный Закон. Если бы принимали, то понимали бы, что зло не может быть оправдано ничем, ибо оно есть отверженность от Бога, пустота. Господь сказал: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20). Как же Господь сможет вечерять там, где рядом со святыми иконами висят изображения слуг дьявола? Часто приходится слышать в ответ: не судите — не судимы будете. Но мы судим не людей, а то зло, которому они служили и которое они даже после своей смерти отражают.
1875 г.
Дело заключается не в том, чтобы в очередной раз придать проклятию имена злодеев. Важно понять, что та система, которую они выстроили, символом которой они являются до сих пор, стоила нашему народу неисчислимых бед, причем, не только физических, но и духовных. Самое страшное, что мы унаследовали от большевизма, и что к сожалению, не миновало внушительную часть нашей православной общественности, это терпимость к решению социальных проблем революционным путём. Между тем, ещё Л. А. Тихомиров предупреждал: «Терроризм исчезнет у нас тогда, когда исчезнет мысль действовать революционным путем». У нас же весьма внушительная часть православной общественности, не говоря уже о тех, кто находится вне Православия, считает вполне возможным обсуждать этот путь и даже его приветствовать. Считают себя достаточно умными и информированными, чтобы публично осуждать Главу государства и Святейшего Патриарха. Даже больше, с радостью смакуют их реальные или мнимые неудачи. Причем тон и стиль некоторых «православных» с каким они пишут и говорят о Президенте Путине и Патриархе Кирилле вполне сопоставим с большевистскими. Вот как обращается, например, к Патриарху, некий «мирянин РПЦ МП Сергей Костевич»: «За что вы, господин патриарх, так ненавидите свою паству?». Разумеется, что такого «мирянина РПЦ МП» Костевича можно называть как угодно, но только не православным человеком.
Парадокс заключается в том, что многие представители православной общественности сегодня, могут одновременно почитать святого Царя-Мученика и быть сторонниками падения «путинского режима». Безо всякой гражданской, я уж не говорю религиозной, ответственности призывают, осуждают, обличают, да еще приплетают в суе Имя Божие. Кто из них задумался, чего стоит Президенту Путину сегодня, имея такое окружение, такую международную обстановку, такое историческое наследство, такие общественные противоречия — удерживать Россию и от бунтов, и от голода, и от войны? Кто задумался о том, чем обернется, не приведи Господи, «падение путинского режима»? Несмотря на все имеющиеся трудности, мы сегодня, видимо, слишком хорошо живем, если у нас находятся те, кто ностальгирует по советской власти и по революциям. Неужели мы опять хотим повторения того, что было с нами без года сто лет тому назад? Ведь тогда, тоже был внушительный слой безответственных «мечтателей», демагогов, болтунов, призывающих к революции, вечно и во всем недовольных действиями Государя.
1881 г.
Николай II вступил на престол исполненный самых благих намерений, убежденным в необходимости обновления общества при сохранении Самодержавия и «заветов родной старины». Во всех отраслях государственной жизни он был новатором, но новатором эволюционным, а не революционным. Говорят, что Пётр Великий мечтал увидеть результат реформ ещё при своей жизни. Отсюда он неимоверно спешил сделать как можно больше, и наряду с действительно великими преобразованиями, поднял «Россию на дыбы». Николай II «Россию на дыбы» поднимать не хотел, и думал о грядущей жизни ее народа. Революция, в любом ее виде, была органически чужда ему. Между тем русское общество революцией жило и «дышало». Причем не обязательно революцией социальной, сопровождаемой свержением государственного строя. Сторонников таковой было, в общем немного. Но революция социальная не сваливается на страну «как снег на голову». Она вырастает из сотен, тысяч маленьких «революций», маленьких предательств вековых идеалов предков, их уклада жизни, их обычаев и, конечно, их Веры, мировоззрения и мироощущения. Казалось бы, что страшного? Здесь не говели в Великий Пост, там повторили сплетню о Царствующем Доме, пропустили клевету на Государя, там увлеклись модными марксизмом, масонством, вульгарным дарвинизмом. Дальше — больше. Здесь посочувствовали террористам «Народной воли», Боевой организации эсеров, поаплодировали убийствам царских министров, а там уже два шага до финансовой и личной поддержки революции. Шаг за шагом русское общество отступало от Христа и Его заповедей, превращая Православие в красивую обрядность, традицию, теряя при этом живую веру. Член Царствующего Дома, Великий Князь Александр Михайлович называл Святое Православие «опасной сектой». В 1916 г. в издании Служебника карманного формата на обычной схеме расположения частиц на Дискосе изъяли особую частицу за Императора. По словам протоиерея Валентина Асмуса: «даже в недрах Святейшего Синода прокладывал себе путь антимонархизм, в данном случае на волне клерикальных настроений. Именно в этом нужно видеть причину позорной пассивности Синода в судьбоносном феврале перед тем, как он покорно самоликвидировался по указке новой, «демократической» власти».
Цесаревич Николай Александрович в 1890 году.
В начале ХХ века подавляющая часть русского общества не любила своего Государя. Эта нелюбовь объясняется не личными качествами Николая II, а личными качествами представителей общества. То есть оно не любило в Николае II, то что некогда было присуще ему самому, и что оно во многом утратило к началу ХХ в. Наблюдая в последнем Царе такие личностные качества, как глубокую веру в Бога, самоотверженную любовь к Родине, благочестие, оно ощущало к ним самые отрицательные чувства, ибо само оно было безбожным, космополитным и нечестивым. Как хорошо сказал протоиерей Дмитрий Смирнов: «Государь Николай II и его Семья своей благочестивой жизнью были немым укором тому высшему обществу, которое жило совсем не так». Говоря об этом, мы вовсе не утверждаем, что каждый в отдельности представитель русской элиты обладал этими отрицательными качествами. Среди нее было много достойных людей, в том числе и настроенных либерально, которые были преданы Царю и России. Но общий тренд, общая направленность российского общества были именно такими, какими мы их назвали выше. У Государя и общества были разные цели: Царь хотел отстоять самобытность России, пусть и сильно модернизируя ее, общество хотело из России «сделать» Францию или Швейцарию. Общество переставало любить Царя, а значит и Россию. В. В. Розанов точно заметил, что «мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся». Как же актуальны эти слова сегодня! Сто лет тому назад небывалый рост народного благосостояния, которым была отмечена вторая половина царствования Императора Николая II, воспринимался либеральной элитой как совершенно «недостаточным», а народом как результат исключительно своего труда. Богатство, нажива, комфорт — все больше становилась целью не только буржуазии, но и крестьянства. Разве это не сегодняшний день? Но Николай II не разделял политической, экономической модернизации, без укрепление святого Православия. Все реформы последнего Государя шли на фоне православного расцвета, прославления святых, строительства храмов и монастырей. говорить о Николае II, не затрагивая Православия, значит ничего не понимать в этом историческом деятеле, ничего не понимать в России. «Николай II — пишет А. Н. Боханов, —последний христианский Царь в мировой истории. Человек и христианин в Нём слились неразделимо. Это выдающийся пример нравственной гармонии, имеющей надвременное значение, пример простой, высокой и нераздельной любви к Богу и России». В другом своем труде А. Н. Боханов подчеркивает: «Без Христа, не только ничего нельзя понять в Русской истории, но самое главное — нельзя постичь смысл, содержание («онтологию») самой истории. Без Христа нет ни России, ни Царства, ни Империи, ни русской культуры, ни русского подвига, ни русского самопожертования, вообще ничего значимого нет».
Коронация. 1896 г.
Но это свойство личности Николая II не находило нужного понимания ни в обществе, ни в большой части народа, потому что оно вступало в противоречие со все более усиливающейся тяге их к физическому благосостоянию и наживе. Л. П. Решетников отмечает: «Россия становилась богатым, сытым и процветающим государством. Но, как, ни парадоксально, именно этот материальный рост стал одной из главных причин революционизации общества. Многие не выдерживали испытания богатством или достатком, им хотелось отбросить строгие моральные правила, жить «свободно», пойти по пути, по которому уже двинулись Франция и другие европейские страны. Монархия, с её духовно-нравственным кодексом, накладывающим на весь народ, прежде всего моральные обязательства, первым из которых было беззаветно служить России, в начале ХХ века уже мешала. Личность Государя Николая II вызывала непонимание и раздражение». Доктор ист. н. Б. Н. Миронов приходит к выводу, что жалобы на материальные затруднения со стороны рабочего класса и крестьянства в начале ХХ в. обуславливались «не полуголодным их существованием, а тем, что их материальные и особенно духовные потребности, обгоняли возможности». Б. Н. Миронов подчеркивает, что эта убежденность, «граничащая с верой», в отношении Самодержавной власти в течение долгого времени, как дореволюционного, так особенно послереволюционного, являлась главным направлением разрушительного дискурса. При этом неправильно было бы считать, что новая «элита», главная выразительница этого дискурса, представляла собой интересы и чаяния народа. Наоборот, она навязывала народу свои оторванные от реальности политические проекты и фантазии, немало не беспокоясь о том к чему они приведут и какую цену за них придется платить тому самому народу, за чьи «интересы» они якобы выступали. Дискредитация Государя — это дискредитация России, легализация всего того беззакония, которое было допущено в её отношении в ХХ в., часть пропагандисткой войны, которая ведётся против России до сегодняшнего. Как верно пишет доктор ист. н. А. Н. Боханов: «Борьба за Царя — есть борьба за Россию, борьба за исторические корни, за сохранение (спасение) обретений минувшего. Это борьба за русскую культуру, так как культура, и русская в особенности, в своих высших взлетах — отражение связи человека с Богом. И ярчайший пример глубины, преданности и значимости подобной связи навсегда запечатлел Николай II».
Понимание личности Императора Николая II, пусть и неполное, пришло к многим воинам Белой армии, а потом и к части эмиграции. Для этого понадобился Брестский мир, Гражданская война, страшный подвал Ипатьевского дома, изгнанничество. Именно там, в эмигрантском Париже, у русского поэта, прозаика и переводчика Ю. К. Терапиано родилось это проникновенное стихотворение: «Перед портретом Царя-Мученика (Кисти Серова)»:
Император Николай II. Э.-К. Липгарт. Холст, масло. 1900 г.
Пусть труден путь житейский твой,
Пусть сердце пылкое устало,
Не опускай свое забрало,
Не отступай перед судьбой!
Когда смутит тебя гроза,
Приди к Нему с своим сомненьем
И загляни с благоговеньем
В Его нездешние глаза!
Что мы, с тоской своих стенаний,
С тоской изгнанья своего,
Перед венцом Его страданий,
Пред вечным подвигом Его!
В начале 60-х годов Цезарь Голодный, сын известного поэта, «певца революции» Михаила Голодного, человек неверующий, крайне рациональный, рассказывал протоиерею Александру Шаргунов, что в войну, когда ему было 14 лет, он с мальчишками тушил на крышах зажигательные бомбы. В одном из домов на чердаке на них свалился откуда-то сверху деревянный ящик. Он с треском раскололся, и они увидели большой портрет Императора Николая II в золоченой раме. Мальчиков охватил непонятный им самим ужас. Они стояли как завороженные и смотрели на портрет. Там, на чердаке, мальчика, воспитанного в большевистском духе, вдруг «как молния просветило сознание: как в каком-то странном калейдоскопе Царь и эта война, и вся наша жизнь соединились в одно». Глядя на лицо Царя, этот мальчик «вдруг пронзительно, отчетливо понял, что возмездие существует».
Понимаем ли это, мы сегодня? К, сожалению, очень в малой степени. До нас никак не доходит, что то, что устроили в 1917 г. наши предки, до сих пор отравляет современную жизнь, не только нашу, но и всего мира. Ибо с крушением Православной России, с убиением ее Царя и его Семьи, был забран из этого мира Удерживающий, и зло, во всем его многообличии обрушилось на землю: большевики, нацисты, маоисты, полпотовцы, Соловки, Освенцим, Дрезден, Хатынь, Хиросима… Это, что «случайно» стало возможно только после ухода русского Царя? Почему до 1917 года такие явления были абсолютно невозможны, а после 1917 — стали обычным явлением? «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число» (Откр. 6: 10-11).
Император Николай II выходит из вагона литерного поезда в районе Двинска. 1916 год
Сегодня, как и в 1917 году, мы стоим на перепутье: вернемся ли мы в спасительную систему координат, завещанную нам во святом Евангелии, или будем оставаться в системе координат зла. В истории России первая система наиболее полно выражена в Императоре Николае II, вторая — в множестве злодеев. Первая — зовет нас к Вечной жизни, вторая — к вечной погибели. Поэтому, как нельзя более актуально звучат сегодня слова видного консервативного деятеля Н. А. Павлова: «Из тьмы настоящего и эпохи падения общества и народа, образ Государя Николая II будет всё более и более возвышаться, и просветляться, становясь примером чести, воли, труда и тихой благости. Царь милосердный пробудет великое горе народное. Входя в историю с путеводным именем Государя, Ему последуют все те, кто, наконец, решится победить воцарившееся чудовищное зло».
Лик Христа в терновом венце смотрит на нас через портрет замученного Его Помазанника. Господь ждет нашего выбора, ждет нашего покаяния, то есть духовного изменения. Только оно способно открыть Ему наше сердце, чтобы Он вошел к нам и вечерял с нами.
Источник: РИСИ