Милош Црнянский, один из величайших сербских романистов ХХ века, начинал как поэт – в литературе этой страны случай далеко не единичный. Любопытно то, что, избрав этот путь, Црнянский оказался в немногочисленной группе прозаиков, которые остались поэтами по существу и привнесли в свои произведения лирическую интонированность и художественные приемы – интересное смещение перспективы, открывшее новые потенциалы выразительности в прозе.
Анна РОСТОКИНА
Первый опубликованный роман Црнянского, «Дневник о Чарноевиче» (1921), по сути представляет собой переход от поэтической к прозаической фазе в творчестве писателя. И сегодня, почти сто лет спустя, это небольшое по объему произведение приводит читателя в растерянность, разбивая конвенции построения и восприятия прозаического текста. Можно только представить, каким странным казался этот роман, когда он был написан, на исходе эпохи литературы, которая провозглашала высочайшей ценностью эстетический идеал и делала его строгим каноном.
Роман Црнянского, написанный от первого лица, в форме дневниковых записей, сделанных, кажется, в произвольной последовательности – коллекция разрозненных и разновременных впечатлений, охватывающих поля сражения в Галиции, госпиталь в Кракове, детские воспоминания, любовные переживания героя, смерть матери, ненужную и нежеланную женитьбу, возвращение в родной край после войны…
Роман автобиографичен. Как и его герой Петр Раич, автор родом из Баната (в ту пору в Австро-Венгрии), из патриархальной среды, в которой тщательно оберегались и возводились в культ традиции сербства. Убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда Гаврило Принципом сделало австровенгерских сербов мишенью агрессии и чужаками в своей собственной стране. Несмотря на это, в завязавшейся войне Црнянский был вынужден надеть австро-венгерскую униформу и отправиться на фронт в Галицию сражаться против русских солдат, что для молодого серба, исповедовавшего панславянские идеи, было абсурдом.
Солдаты армии Австро-Венгрии
Война – стержень, вокруг которого разворачиваются все прочие события романа. «Я солдат, – говорит герой Црнянского на первых страницах, – о, никто не знает, что это значит». В общем-то все последующее – лишь экспликация этого утверждения. В «Дневнике» нет фактографических свидетельств очевидца – есть лишь отражение фрагментированного, обезличенного мира людей, погрузившихся в ритуал истребления себе подобных, растерянность среди массы человеческих тел, куда-то бегущих по команде, падающих по команде, убивающих по команде, валяющихся в грязи, отдающихся за соль и муку. И смятение, неизбежное после окончания войны: как и для чего жить дальше, когда жизнь обессмыслена?
Црнянский задавался тем же вопросом, что и писатели-современники из других стран, скажем, Ремарк и Хэмингуэй, и описал на сербском языке удел «потерянного поколения» Первой мировой – то, что сегодня мы называем травмой. Интересно, что в отличие от своих западных товарищей по несчатьюс, вернее, их персонажей, герой Црнянского находит решение – или, по крайней мере, спасение.
Ключ к этому решению – короткое стихотворение «Суматра», опубликованное Црнянским в 1920 году вместе с программным текстом «Объяснение Суматры». В этом эссе автор шаг за шагом рассказывает о том, как – в поезде, по дороге с войны – рождались образы далеких гор и островов, и заканчивает так: «… я чувствовал, вдруг, непомерную любовь к этим далеким холмам, снежным горам, до самых ледяных океанов. Я почувствовал неизмеримые дали, до тех, алых островов, где происходит то, что, возможно, сделали мы; я утратил страх смерти, связь с нашим окружением и, будто в какой-то безумной галлюцинации, поднимался в эти необъятные утренние туманы, чтобы протянуть руку и погладить далекий, высокий Урал, индийские моря, в которые ушел румянец с моего лица, острова любви, забытые бледные образы… И вся эта запутанность стала огромным спокойствием и бесконечным утешением».
Милош Црнянский в военной форме, 1914 год
В «Дневнике» носителем идеи о связанности всего со всем, об универсальном взаимопроникновении явлений, становится человек, чье имя вынесено в заголовок – Чарноевич, моряк, случайно встреченный героем в Вене, который в предвоенную эпоху разнообразных «-измов» декларирует своей религией «суматраизм». «… он говорил, что не верит, что можно убить или сделать кого-то несчастным; он не верил в будущее, сказал, что его телесные наслаждения зависят от цвета неба, что жизнь проживают напрасно, но не зазря, а ради улыбки, которую он посылает травам и облакам. Он сказал, что его поступки зависят от каких-то алых деревьев, виденных им на острове Хиос».
Так же и Раич учится видеть незыблемую красоту желтых и багряных лесов Галиции, ставших поприщем мировой бойни, которые переживут и оправдают и это, и все другие безумства века. Встреченный мимоходом и ненадолго, Чарноевич постепенно разрастается до альтер-эго рассказчика, так что часто мы с трудом отличаем одного от другого и начинаем сомневаться – а был ли вообще Чарноевич, или он лишь плод воображения главного героя, нашедшего спасение в странном двойнике? На этот вопрос каждому читателю предстоит ответить самостоятельно. Если это вообще важно.
Несомненно одно – «Дневник о Чарноевиче» стал вехой в сербской литературе ХХ века и остается ею по сей день. Для думающих потомков это бесценное свидетельство о войне, перевернувшей мир и само представление о человечности, попытка проговорить опыт, который невозможно высказать, но нельзя и замолчать. Для ценителей художественной литературы – роман нового времени, написанный новым языком и непревзойденный по своей красоте и пластичности, роман впечатления, чья подвижная структура повторяет переменчивое движение облаков по небу, вернее – их неверный оттиск на сетчатке глаз наблюдателя.
Источник: ЮгоСлово