Кажется, даже славянофилов «острый галльский смысл и сумрачный германский гений» интересовали больше, чем сама славянская история и славянская культура. Если это так, то что же там говорить о ярых поборниках европоцентризма? Или о наших так называемых западниках и их марксистских продолжателях, семьдесят лет распоряжавшихся воспитанием юношества.
Василий БЕЛОВ
Впервые о прекрасной и трагической сербской народной поэзии я услышал на лекции проф. Артамонова, будучи студентом Литературного института. Кровавая и неизбывная драма Косова поля во многом перекликается с битвой на Куликовом поле. Русский фольклор, исключая, может быть, «Сказание об Авдотье Рязаночке», отозвался на Куликовскую битву эпической суровостью и былинной сдержанностью. В этих произведениях, как мне представляется, нет таких поразительно горьких образов, которые сквозят в сербском фольклоре времен турецкого ига. И совсем не случайно эти образы настигли таких разных людей, как Мериме и Пушкин.
Житейская суета вроде бы навсегда заслонила от меня сербские народные песни. Но однажды проф. Белградского университета Радмило Мароевич подарил мне свою книгу, в которой он рассматривает специфические вопросы ритмики в переводах сербской народной поэзии, сделанных Александром Христофоровичем Востоковым. Сличая след в след за Мароевичем тексты Востокова с подлинными, я вдруг почуял профессиональный интерес… И вот, может быть, излишне самонадеянно, предлагаю читателю свое стихотворение, написанное по мотивам сербских народных песен.
Разумеется, этот интерес возник у меня на фоне нынешней югославской трагедии. Я восхищен мужественной борьбой сербов, окруженных со всех сторон врагами. Мне стыдно за предательство сербов нашими новыми властями.
Братья Якшичи* [1][* Братья Якшичи — национальные герои сербского эпоса]
Герб Якшичей
Где ангелов хор неустанно поет
В лазури небесного края,
Серебряный месяц замедлил полет,
Дневную звезду упрекая:
«В какой же нужде иль потребе
Два дня тебя не было в небе?»
Денница-звезда говорила в ответ:
«Тому и сама я не рада,
Что встретила дважды я Божий рассвет
В пылающем небе Белграда!
Едва от стыда не сгорела дотла,
Такие в Белграде творились дела…»
В самой середине недружеских стран,
Справляя отцовскую тризну,
Родимые братья Димитр и Богдан
На две поделили Отчизну.
И рощи, и пни по зеленым полям,
И храмы, и крепости — все пополам!
2
Не ведают братья, ни тот, ни другой,
Стремленья к отцовскому злату,
Но сивый соколик да конь вороной
Нужны были каждому брату.
Понурились лошадь и птица,
Нахмурились братские лица,
Свое старшинство вспоминает Димитр,
Хватаючи плетку воловью.
А младший — охотник. И тем знаменит.
Глаза наливаются кровью:
«Плетьми и жену не научишь.
Не дам! Ничего не получишь».
Под утро, покуда Богдан в полусне,
Димитр снарядился в долину,
Гарцует у дома на черном коне
И кличет жену Ангелину:
«Жена! Ты Богдана отравишь
Иль дом мой навеки оставишь!»
Проснулся и гневно затряс клобуком
Привязанный за ногу сокол.
Но кто Ангелину облил молоком;
Димитра гранатовым соком?
Небесная тайна сокрыта…
Вдали простучали копыта.
3
Кукует кукушка в зеленом саду,
Вещает сердечную стужу.
За что Ангелина попала в беду?
Верна она Богу и мужу.
Теперь ей одна лишь дорога,
Где нету ни мужа, ни Бога…
С отцовскою свадебной чашей в руке
В подвал Ангелина ступила.
Ей чудится свадебный звон вдалеке.
Спаси ее крестная сила!
Запенилась чаша червленым вином
И в жмурки играет с неверным огнем.
В покои к Богдану невестка идет,
Не чуя дверные пороги,
Десницу целуя, вино подает
И падает деверю в ноги:
«О брат богоданный, в сиянии дня
И ночью храни тебя Боже.
Отдай мне, Богдан, вороного коня
И сивого сокола тоже.
Одни соколиные крылы
Меня заслонят от могилы!»
4
Невестке подарены птица с конем,
Златая не принята чаша…
Светлее под вечер степной окоем,
Темнее древесная чаща.
Комарики около уха,
В суме ни пера и ни пуха.
Бесшумно закатное небо горит,
И вот, разозлен не на шутку,
На дальнее озеро скачет Димитр
И зрит златоперую утку.
Соколик летит, как полуночный тать,
Он роет и пенит озерную гладь.
Но малая утица смело и зло
Сразилась в буруне игристом,
Сломала десное соколье крыло
И прочь улетела со свистом.
Богатый наряд полетел сгоряча
Под ноги коню с удалого плеча.
Закат отгорел за холмистой грядой,
Лесная затихла округа.
Охотник плывет и плюется водой,
Спасает крылатого друга:
«Цела ли, мой сокол, твоя голова?»
И сокол пищит виновато: «Цела.
Да крылу без второго крыла
Все то же, что брату без брата».
И краткая мысль про Богдана
Сверкнула, как сталь ятагана.
5
Не черная молния выбила гром,
Не серая плачет волчица,
То Якшич Димитр на коне вороном
Себя проклинает и мчится.
На самом виду у Белграда
Коня охладила преграда.
Пощады не велено ждать от судьбы
Под властной рукой человека…
Заржал вороной, поднялся на дыбы.
Гремит переправа Чекмека.
Речная хозяйка, волною звеня,
Сломала передние ноги коня.
Зарделся восток широко и светло,
Взрывается в крепости кочет.
Снимает Димитр дорогое седло,
И конское горло клокочет.
Померк фиолетовый глаз Воронка,
Уносит кровавую пену река.
Димитр, не тужи о коне вороном,
Страшнее сердечная рана,
Ты видишь, жена не покинула дом
И, значит, сгубила Богдана…
Димитру на свете не хочется жить,
Жена из Белграда навстречу бежит.
Слезами блестит на Дунае струя,
Морава притихла и Дрина.
«Мой ладо, тебя не послушалась я,
Прости, — говорит Ангелина. —
Я брата зельем не травила,
Я брата с тобой помирила».
Роман-газета. — 1998. — № 19. — С.78-79.
Источник: Василий Белов