Николай Краинский: «ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ЦАРЬ, ПОЛНЫЙ УМА И ТВЕРДОЙ ВОЛИ»

Ниже мы впервые помещаем фрагмент из книги «Фильм русской революции: В психологической обработке» (Белград: М.Г. Ковалев (Jефименко и Марjановиh), (б.г.). — 460 с.) выдающегося русского учёного с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой Мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокоманду­ющем Вооруженными Силами на Юге России по расследованию злодеяний большевиков Николая Васильевича Краинского (1869-1951) (см. о нем) .

Предположительно книга опубликована во второй половине 1930-х гг. Название, подготовка фрагмента к публикации — составителей (О.В. Григорьева, И.К. Корсаковой, С.В. Мущенко).

---

+ + +

Создание предреволюционных легенд с обвинениями на монарха и династии есть закономерный симптом револю­ционного психоза. Эти легенды создает само общество под­стрекаемое агитаторами. Сначала сами не верят тому, что говорят, а потом, уже сами убеждены в непреклонной истине этих утверждений.

Отношение к Государю русского общества в это под­лое время было отрицательное, презрительное, а затем сме­нилось ненавистью. Сам Государь оставался благородно вы­держанным. И Он и Императрица отлично оценивали лю­дей и положение. Царь понимал тяготевший над ним рок и невозможность подавления безумия охватившего Россию.

Правых министров и деятелей травят, и пресса сти­рает их с лица земли. Чиновники заражены и обессилены и начинают, побуждаемые инстинктом самосохранения, под­лаживаться к Думе. Наконец Милюков в Думе зажи­гает факел революции.

Все это мы видели и пережили. Я, как и огромное большинство русских, ненавидел этот предреволюционный период, но бороться с ним было невозможно, ибо настро­ения были стихийны. Столыпин обессилил правые течения, от которых власть отвернулась. Газеты и литература сплошь были левыми и бредили. Клички черносотенца и мра­кобеса сыпались на всех непокорных революции. В небы­лицы верили, как в факты. И в 1905 году и в револю­ции 1917 года мы видим одну и ту же картину: разрушение старого строя императорской России либеральною интеллиген­цией в тесном единении с еврейством.

На пошатнувшийся государственный аппарат набрасы­вается революционное подполье и под флагом социалисти­ческих партий убивают и грабят бандиты, потом пре­ображающиеся в титанов революции. Революция 1917 года была неизбежна. Мы снова видим революционное гнездо, на этот раз уже не в подпольи, а в сердце государст­венного механизма. Мы видим две первые безумные и под­лые Государственные Думы, «праздноболтающие и обагряю­щие руки в крови». Волнуются народные массы, подстрека­емые помещичьими сыновьями, демонстрируют курсистки, убивают жандармов и городовых.

Начинается игра в парламент, выступают на сцену новые претенденты на Бисмарка в роли новоиспеченных председателей совета министров, претендующих на власть самодержца. Появляются новые чиновники, насаждаемые Столыпиным и не знающие, кого слушать. Центр разрушения сосредоточивается в государственной говорильне. Старые баре, со всеми достоинствами и пороками своей среды, со­блазняются плодом революционной Евы.

Подполье терпеливо выжидало пока либералы во главе с земцами и общественными деятелями, в симбиозе с ев­рейством не подготовят почвы. Все лавры разрушения России выпадают на долю либеральной интеллигенции, а лавры февральского переворота на долю изменников-генералов и думских заговорщиков.

Большевики пришли уже на готовое и как могильные черви набросились уже на труп великой России. Тщетно ищем мы в аккорде разрушителей большевиков: они си­дят себе в эмиграции и пережевывают марксистскую жвачку, проделывая лишь иногда охотничьи экскурсии в Россию в погоне за сановниками. Эсеровским эмигрантам принадлежит заслуга внушения западной Европе легенд об ужасах царского самодержавия.

На этой почве подготовляется самый подлый акт пре­дательства в ставке, руководимый думскими деятелями во главе с президиумом и членом Думы Гучковым. Армия вступила в мировую войну уже реорганизованной после японской войны:  на поле сражения враг ее не победил.

В стенах же Думы готовился военный заговор, кристаллизовавшийся вокруг Гучкова. Следствием этого заговор, является измена командного состава в лице генералов: Алексеева, Брусилова, Рузского и др. и всех почти главнокомандующих фронтами.

В ореоле славы и исполненного долга вошли в исто­рию все генералы Отечественной войны 1812 года. Во мраке срама, заклейменные изменою сходят со страниц истории высшие командиры непобежденной русской императорской армии Великой войны, в ставке предающие своего Царя, а на чужбине впоследствии отрекшиеся от лозунгов императорской армии и упразднившие народный гимн.

Много преступных и мрачных фигур проходит пе­ред нами на кинематографической ленте февральских дней. Можно, конечно, говорить о повальном бреде их захва­тившем, можно допустить, что они не ведали того, что творили, но дело совершено и прошлого не вернуть. Тлет­ворное дыхание государственной Думы коснулось армии. Нить заговора через офицеров Генерального штаба новой форма­ции потянулась в ставку, а генерал Поливанов в мини­стерстве подводил под армию мину будущего приказа N 1.

Психологическая драма измены в ставке уже раскры­та историей. Правда, грязные дела всех её героев еще не полностью выведены на свет Божий, но за то каждый шаг, жест и слово Государя известны до мельчайших подроб­ностей. И как велик светлый образ Русского Царя на фоне измены и подлости этих дней.

Замолчена роковая роль в гибели России её союзни­ков — Франции и Англии. Её послы принимают участия в заговоре. Потом поочередно предают белое движение, а Версальским миром делят Россию, отрезывая её западные окраины и устраивая цепь лимитрофных государств. Это враждебное по отношению к русскому народу и державе отношение наблюдается на всем протяжении после военной жизни Европы и кладет глубокую пропасть между русским народом и западной Европой, которая впоследствии породит новые грозные события в жизни народов.

В ставке подсиживали Царя ныне благоденствующие офицеры Генерального штаба, уже тогда бывшие членами ре­волюционных организаций и заговорщиками, но все это делали не большевики, и последние неповинны ни в свер­жении Императора, ни в провозглашении революции. Они опять сидели в эмиграции и склоняли Маркса на все лады.

Две самые позорные для России картины последних дней Империи обрисовываются в воспоминаниях современ­ника с ужасающей яркостью. Это вторжение в вагон Го­сударя двух членов Думы — Гучкова и Шульгина — с требованием отречения.

Не дрогнул Император и в этот жуткий час: «Если это надо для блага России»… сказал он и подписал.

Вторая картина: прощание Царя в Ставке с его ближайшими сотрудниками. Генерал-адъютанты уже сорвали с погонов вензеля: ни одного порядочного человека среди присутствующих. Ни один холоп не вышел из рядов гнусной толпы и не стал рядом с Государем, чтобы идти с ним на Голгофу. Да, если бы императорский кон­вой помнил свою присягу — не пришлось бы русским эмигрантам спуститься на дно жизни и в наивном ослеплении спрашивать, почему Царь не приказал расстрелять двух мерзавцев, вызвавших всю эту катастрофу?

На дне неисчерпаемой бездны, порока и низости, когда вся Россия бредила о «слабом Николашке», великий русский Царь, полный ума и твердой воли сказал: «нет той жерт­вы, которой Я не принес бы во имя горячо любимой мною России». Под гнусный крик: «Распни его» развеяли прах Царя-героя по ветру революции и замели следы царствен­ных могил.

Первый акт разрушения России выполнен без участия большевиков и даже эсеров. Мы видим всю массу рус­ской интеллигенции в роли тарана, пробивающего брешь в старом строе. Мы видим плеяду русских князей, генералов, бар, людей свободных профессий вьющих заго­вор, подготовляющих екатеринбургскую трагедию. Мы ви­дим отрекающихся, изменяющих, предающих, и при том людей считающихся культурными. Не видим мы только русского народа, как деятеля этой вакханалии. Он — эта серая скотинка — правда, скоро стал резать как скот, своих офицеров на покидаемом фронте. Он, внимая исте­рическим воплям Керенского, стал дезертировать, чтобы идти делить земли в свои губернии. Но это уже дополни­тельные аккорды к вступлению сделанному не им.

Когда обессиленная, распятая героями февраля Россия уже безжизненным трупом распласталась по шестой ча­сти земного простора, поползли могильные черви и как чер­ные вороны набросились на нее выродки рода человеческого в союзе с жидовою, чтобы растерзать труп Император­ской России.

Совершенно невозможно умолчать о той роли, которую сыграло в гибели России еврейство, но надо быть и спра­ведливым: они ведь всегда были врагами России. На парижской выставке в еврейском павильоне перед «всем ми­ром» хвастливо был выставлен перечень того, что дали евреи миру, — перечень их убийств и заслуг по свержению самодержавия в России!

Величайшими преступниками свержения Империи явля­ются Родзянко и Алексеев. И Россия, если она когда-нибудь возродится, никогда не простит им. Кто арестовывал Царя? — Его ближайший сотрудник, доверенный начальник штаба, генерал Алексеев. Кто арестовал Царскую Семью? — Генерал Корнилов. Кто посылает Царя в ссылку, предрешая екатеринбургское убийство? — Милюков, Керенский, Львов. Кто они — большевики?

Скоро, очень скоро меч возмездия уже будет зане­сен над головами виновных. Тот же Алексеев раска­ется и попытается загладить зло им причиненное, формируя добровольческую армию, но будет слишком поздно.

В дни ужаса и срама, когда выродки человечества и еврейство убивало в подвале ипатовского дома русского Царя, в том же Екатеринбурге в полном составе при вооружении и пулеметах находилась Академия генерального штаба с генералами Андогским и Иностранцевым. Почему же эти изменники не выполнили своего долга?

Приказ об аресте Царя и Его Семьи был подписан Временным правительством во главе с князем Львовым. Подвезли царственных мучеников к месту казни — не большевики. Когда история сорвет маску с актеров революции, тогда, быть может, сумасшедшие большевики, охва­ченные бредом и фанатизмом ненависти, покажутся менее преступными, чем герои временного правительства. Какой бред мог быть у Милюкова? Какой фанатизм кроме, честолюбия клоуна, мог охватывать Керенского? Какая ненависть могла царить в душе обласканных Царем и предав­ших Его генералов и побудить их препроводить на бойню Царскую Семью?

Придет время, когда каждому воздастся по заслугам его, и титул цареубийц будет прилеплен тому, кому его надлежит нести перед лицом истории. Большевики убили Царя физически, — герои февральской революции убили и затоптали ногами целое царство с его традициями и моралью.

Но большевики расправились и с февралем: они без счета убили в чрезвычайках деятелей февральской эпопеи, они забросали презрением героев временного правительства, они с брезгливостью отвергли предложение услуг со сто­роны стремившихся к ним на службу царских генералов, поставив их в ряды спецов и дальше передней револю­ции их не пустили.

Позором и срамом покрыты последние дни великой России. Черная ночь спустилась над нашей родиной.

Черные тучи заволакивают по-прежнему небо России.

Непроглядный мрак царит в душе русских людей. Весь мир поклоняется теперь могилам «неизвестного сол­дата». Но неизвестна только одна могила — могила русского Императора, главнокомандующего всеми русскими войсками во время Великой войны. Только когда рассеется безумие русского народа, прошлое предстанет грядущим поколени­ям в настоящих тонах, тогда во всей своей красе обри­суется облик Царя-героя, который один на фоне страстей и безумия останется чистым, незапятнанным, непоколебимо твердым в своем служении России и долгу.

В чистых красках обрисуется тогда и настоящая душа русского народа такою, какою она была до часа по­трясения на длинном историческом пути. Отброшенные на много десятилетий назад русские люди рады будут возвратиться к тому сказочному прошлому, о котором они те­перь вопят в своем безумии, что к старому возврата нет. Воплотится в образы старая русская сказка — о рыбаке и рыбке, о разбитом корыте и в поте лица своего будет восстанавливать русский человек им разрушенное. Вызван­ный народною любовью из неведомой могилы образ рус­ского Царя взглядом своих добрых, глубоких глаз призовет грядущие на смену поколения возвратиться не к порокам и безумию прошлого, а к былому величию и славе. Вернутся тогда доблестные воины к знаменам своих предков. Все молодое, новое возвратится к очагам своих отцов. Вспомнит тогда Россия митрополита Антония, чей голос одиноко звучал призывом к отрезвлению и кото­рый и на чужбине служил русской Церкви, Царю и Роди­не. Православная Церковь благословит русский народ на путь старой славы.

Смыв с себя позор пережитого, оздоровившая Рос­сия сплетет своему герою Царю венок из слез и крови русского народа, и будут видеть потомки в образе Импе­ратора Николая II символ величия, славы и мощи России на страх врагам во веки веков.

В статье — изображения картин Павла Рыженко (1970-2014)

Источник: Русская народная линия