Европейские национализмы не разрушили Европу, а укрепили её, сделали её властительницей всего мира. Неевропейские национализмы разрушили великие неевропейские империи и создали слабые зависимые гоc-ва
Рустем ВАХИТОВ
Почему шовинисты избегают политэкономического знания.
Идеологи национализма, в изобилии появившиеся на евразийском пространстве после распада СССР, любят порассуждать о том, что все страны Запада прошли модернизацию, опираясь на парадигму и социальные институции национализма. Только когда на месте многонародной, типично средневековой Священной Римской империи германской нации (своего рода предшественника Евросоюза) стали образовываться национальные государства — Великобритания, Франция, Голландия, Италия, Германия, европейский капитализм стал развиваться бурными темпами, европейский континент покрылся железными дорогами, фабриками и заводами, сетью телеграфных проводов, европейские города превратились из лабиринтов узких и грязных улочек, которые мы и по сей день видим в Каире или Бейруте, в рационально организованные, построенные в соответствии с планом города современного типа.
Национальные государства покончили с феодальной раздробленностью, средневековой местечковостью, ввели единые меры измерения, единый язык и культуру, слили воедино множество разных народностей, кланов, племён в нацию — просвещённое этнокультурное сообщество, которое и стало рабочим телом и мотором модернизации.
Конечно, для этого пришлось покончить со властью аристократии (та же Французская революция, сделавшая Францию демократией, проходила под лозунгом «Да здравствует нация!», а значит, была и националистической). Аристократия была наднациональным образованием, представители одних и тех же аристократических родов составляли правящий слой в различных государствах Европы. Лишение политической власти аристократии было равнозначно распаду державшейся на власти аристократии средневековой общеевропейской государственности или победе национализмов.
Отсюда наши евразийские националисты (русские, украинские, белорусские, татарские, казахские, узбекские) делают вывод, что и республики бывшего СССР должны стать настоящими национальными государствами, покончить с политической и бизнес-элитой, уходящей корнями в советское общеевразийское государство, создать свои собственные национальные элиты и двинуться по пути модернизации.
За примерами далеко ходить не надо. Показательны слова одного из идеологов русского национализма, президента Института национальной стратегии, с недавних пор влиятельного российского политолога Михаила Ремизова: «Повестка русского национализма очень близка — и тождественна, по существу — с повесткой социально-экономической модернизации, с повесткой демократизации, с повесткой строительства гражданской нации».
То же самое мы слышим и от украинских националистов. Заместитель редактора журнала «Сучастнiсть» Сергей Грабовский пишет прямо и откровенно: «Ещё ни одно постколониальное государство не вставало на ноги, если в нём бездействовали мощные националистические партии и движения… Национализм — это именно то политическое движение, которое вкладывает чувство патриотизма в основу своей идеологии и практики, а для постколониального государства это и есть самым главным — создать общую Patria, Родину для всех жителей территории, освобождённой от власти метрополии» .
И если про Россию ещё можно сказать, что «националистическая модернизация» пока не стала трендом государственной политики (хотя дрейф к национализму явно ощущается хотя бы по рассуждениям о воссоединении разделённого русского народа, которыми президент Путин обосновывал присоединение Крыма), то Украина после 2014 года явно стала националистическим государством, которое надеется идти по «европейскому пути», используя энергию этнонационализма.
Разные национализмы
Логика наших постсоветских националистов проста и понятна, но в ней есть изъяны. Ещё английский философ культуры Арнольд Джозеф Тойнби указал на одну особенность идеологии национализма. Родившаяся в Европе Нового времени, эта идеология, будучи перенесённой в другие области планеты, приносит множество бед, распрей и страданий, а вовсе не способствует модернизации и укреплению страны. Приведём только два примера. До появления англичан с их культурным влиянием, в конце концов заразившим индусов идеями национализма, индуисты и мусульмане жили в Индии довольно мирно.
Попытка построения индийского национального государства привела к расколу бывшей колонии на Индию и Пакистан, к военному конфликту, унёсшему тысячи жизней и превратившему в беженцев миллионы человек, и к многолетней, не утихающей до сих пор вражде. До Мустафы Кемаля Ататюрка не существовало турецко-курдского конфликта, его породило строительство и утверждение турецкого национального государства.
Тойнби объяснял это географическими причинами. По его мнению, в Европе имелась уникальная ситуация: этническая карта Европы была похожа на лоскутное одеяло, различные народы жили здесь локально и компактно. Поэтому создание национальных государств не вызвало серьёзных конфликтов.
Этническая карта других регионов мира похожа на одеяло, где чередуются цветные нити. Представители разных народов живут совместно, в одних и тех же городах и деревнях. Создание национальных государств невозможно без столкновений и даже геноцида и этнических чисток.
Это верно, но только отчасти. В той же Европе тоже жили малые народы, которые частично или полностью были поглощены большими народами в период нациестроительства, как бретонцы, гасконцы, провансальцы, эльзасцы во Франции. Но ничего подобного индо-пакистанской или турецко-курдской войне Франция не знала. Скорее, наоборот, западноевропейские, старые, классические национализмы могли быть враждебными друг другу (старые немецкие националисты ненавидели французов, старые французские — англичан), но всё же все они чувствовали причастность к единой цивилизации — Европе, все они выделяли другие европейские народы, даже ненавидимые ими, из ряда остальных народов мира, ставя их много выше азиатских или африканских. Ни один из европейских национализмов не стремился разрушить европейскую цивилизацию как некое культурное единство. Более того, в своём радикальном развитии эти национализмы стремились стать панъевропейскими идеологиями: Наполеон пытался создать единую Европу под началом Франции, а Гитлер — свою Festung Europa под началом Германии.
Очевидно, что европейские национализмы не только не разрушали Европу, но и укрепили её, сделали её властительницей всего мира. Неевропейские национализмы, напротив, разрушили великие неевропейские империи и создали слабые зависимые государства.
Даже самые успешные из них не могут сравниться с государствами-предшественниками. Сравните Османскую империю, которая грозила Вене и в период своего расцвета была примером для подражания у европейцев и московитов, и современную Турцию с её карикатурной культурой, образованием и гражданами, которые верхом благополучия считают судьбу уборщика в ресторанах Берлина.
То же касается и нашей цивилизации — Евразии. Она существует уже больше тысячелетия, меняя политические обличья: империи гуннов и монголов, Московское царство, Российская империя, СССР. Возникшие здесь в начале ХХ века национализмы не просто нацелены на разрушение политического единства Евразии (и в конце концов разрушили его), они отрицают и существование самой евразийской цивилизации. Ни один из этих национализмов, даже русский, который в начале XXI века развился всё-таки в органическую для буржуазного национализма национал-демократическую форму, не хочет быть объединителем Евразии, наоборот, он видит в идее евразийской империи худший из кошмаров.
Трудно спорить с тем, что географическим фактором это никак не объяснить. При этом есть и ещё один парадокс, на который также обращают мало внимания и который также трудно объяснить географией.
Национализм европейский (включая заокеанские «отростки Европы» — США, Канаду, Австралию) — это национализм успешный, созидательный. Европейский национализм — это Фихте и Гегель, Киплинг и Эдисон, это технические достижения и научные открытия, ведущие университеты и научные центры, передовая культура и сильная промышленность.
Неевропейский национализм (украинский, белорусский, башкирский и даже румынский, болгарский, венгерский, колумбийский, зимбабвийский и прочие) — слабый, подражательный, карикатурный, истеричный, не породивший ничего значительного в культуре, не могущий похвастаться успехами в политическом строительстве и экономике.
Почему так происходит?
На мой взгляд, причина этого кроется в особенностях европейского капитализма и капитализма других регионов мира.
Генезис национализма
Связь между капитализмом и национализмом наука выявила давно. Лучше всего написал об этом Эрнст Геллнер в классической работе «Нации и национализм». Основные его идеи таковы. Буржуазное общество совершило индустриальную и научную революцию. Это первое в истории индустриальное модерное общество. Его основа — постоянный экономический рост, материальный прогресс. Он не является самоочевидным социальным законом, как кажется сторонникам прогрессистской идеологии. Он появляется в результате возникновения специфичных условий и искусственного их поддержания. Доиндустриальные аграрные общества (вроде обществ Древнего Востока или феодальной Европы) материального прогресса не знали. Если он там иногда временно и был, то в результате случайности. Люди не просто специально не стремились к прогрессу, но и сознательно его избегали, считая, что общество должно строиться в соответствии с традициями, уже наличествующими культурными матрицами, а не создавать новые.
А что же это за социальные условия, которые делают возможным бесперебойный материальный прогресс? По мнению Геллнера, это прежде всего разрушение сословных и региональных перегородок, пестроты и разнообразия языков и наречий, всевозможных субкультур. Без этого невозможно свободное передвижение капитала и рабочей силы, а значит, невозможно повышение производительности труда, количества валового продукта, прибыли. Это разрушение и обеспечивает национализм — идеология, которая дарует всем принадлежность к одной культурно однородной, говорящей на одном языке общности — нации, и позволяет стереть все перегородки, создать унифицированное и эгалитарное общество, идеальное для поддержания экономического роста.
Но эту идеологию мало создать, надо её распространить и насадить в обществе, внедрить в умы тысяч и миллионов людей. Для этого нужна новая система образования, которая охватывала бы собой всё общество, и как итог — превращение неграмотного и аграрно-грамотного общества в повсеместно грамотное. Но эта система образования не утвердилась бы, если бы она также не была выгодна для постоянного увеличения экономического роста. Действительно, выгода такая есть, и Геллнер прямо на неё указывает. В доиндустриальных обществах обучение профессии не предполагало отрыва от семьи, своего сословия и прохождение через специальные институты образования. Профессиональное обучение крестьянина или ремесленника происходило в семье или в цеху.
Это объяснялось тем, что технологии веками не менялись и техника не была связана с наукой. Индустриальное общество — это общество научного прогресса, связанного с прогрессом техники. Технологии меняются, постоянно исчезают старые профессии и возникают новые. Обучение традиционного типа теряет свой смысл. Чтобы поддерживать прогресс, требуется изучать общие основы наук в специальных учебных заведениях, в отрыве от семьи и сословия, чтобы потом эти общие знания применить к постоянно меняющейся практике. Такие учебные заведения (высшие, профессиональные и средние школы) одновременно становятся трансляторами националистической идеологии. Проходя через них, все дети получают унифицированную национальную культуру. Конгломерат сословий, региональных субкультур становится нацией, которая необходима для обеспечения экономического роста.
Таково мнение Эрнста Геллнера, которое, на мой взгляд, вполне соответствует реальному положению дел, но с одной оговоркой. Концепция Геллнера описывает классический западный капитализм или, выражаясь терминами Валлерстайна, ситуацию в метрополии мирового капитализма.
Как известно, согласно Валлерстайну, капитализм представляет собой глобальное образование, мир-систему. В нём есть центр, метрополия (США, Западная Европа, Япония) и периферия (все остальные страны, включая и нынешнюю Россию).
На метрополии лежит миссия создания новых машин, приборов, устройств, технологий, предметов потребления. В ней должен обеспечиваться постоянный экономический рост, материальный прогресс. Поэтому, добавим мы, метрополии и нужны такие национализмы, которые поддерживают этот рост и прогресс, то есть передовые и прогрессивные, о которых я уже говорил в самом начале. Более того, метрополия экономически едина, сердцевину её составляет «Большой Запад», то есть Западная Европа и США (вестернизированная Япония присоединилась к ним исторически недавно, лишь после Второй мировой войны).
Этот «Большой Запад» долгое время был и в определённой мере до сих пор остаётся «Большой мировой фабрикой», производящей новейшие товары и технологии, причём роль различных цехов производств и подразделений на этой фабрике выполняют отдельные страны Запада. Поэтому распад западной цивилизации для мирового капитализма смерти подобен. И отдельные западные узко этнические национализмы, хоть и враждебны друг другу, но существования западной цивилизации не отрицают, разрушить её не стремятся и в худшем случае претендуют на роль господства над всей западной цивилизацией одного народа — носителя данного национализма (исторически это были сначала французы, затем немцы, а потом американцы).
Периферийный национализм
Но у мирового капитализма есть ещё и периферия. Её роль в мир-системе капитализма совсем иная. Она не должна генерировать новые технологии, идеи, превращая их в товары, иначе она составила бы конкуренцию метрополии. Кроме того, страны периферии не должны объединяться в большие цивилизационные образования, которые могли бы грозить «Большому Западу» или хотя бы отдельным его частям.
Периферийные национализмы имеют, по сути дела, четыре исторических объективных функции:
-
Разрушение больших цивилизационных образований полностью, до мелких кусков-карликовых государств.
-
Поставка в метрополию дешёвого сырья (аграрной продукции, леса, полезных ископаемых, руд и металлов, энергоносителей и т. д.).
-
Поставка в страны метрополии дешёвой рабочей силы (или использование её внутри стран периферии на корпорациях, принадлежащих странам метрополии).
-
Превращение периферии в рынок сбыта для товаров метрополии.
Я сказал, что эти функции являются объективными и историческими. Это значит, что они могут не совпадать с лозунгами и программами самих периферийных национализмов. Те могут проклинать Запад, объявлять себя выразителями интересов «великого» незападного народа, несправедливо отброшенного с магистрали истории «проклятыми западными колонизаторами». Суть дела от этого не меняется. Важны не их слова и лозунги, а их дела. А результатом их деятельности в обязательном порядке становится:
-
Разрушение больших цивилизационных образований (например, СССР, «Варшавский блок», СФРЮ и т. д.), которые в той или иной мере были неудобны, а то и опасны для «Большого Запада».
-
Разрушение внутрицивилизационных экономических связей, создание слабых национальных экономик, которые не могут обеспечить население, и, как следствие, поток трудовых мигрантов в страны Запада, захват национальных рынков западными товарами, сырьевая ориентация экономики там, где это возможно.
-
Переформатирование и разделение больших, сравнимых с западной культур, создание новых «мелких» национальных культур, в основном на базе ненависти к бывшему цивилизациеобразующему соседнему народу, что приводит к резкому упадку системы образования и, как следствие, к удешевлению рабочей силы (поскольку чем менее образованы люди, тем на меньшую зарплату они могут рассчитывать).
Конечно, речь не идёт о том, что незападные националисты специально конструируют такие виды национализма, которые ослабляют их собственные страны и усиливают Запад. Здесь работают механизмы идеологии, ложного сознания. Можно не соглашаться с марксизмом как философской парадигмой, но трудно отрицать, что он ухватил очень важную идею, которую, кстати, отстаивала и русская религиозная философия, но, конечно, без упора на экономику, — идею о целостности общества, сложной, диалектической связи разных сторон общественной жизни (от духовной культуры до экономики). Западными националистами движет тот же пафос, который движет западными предпринимателями, строящими машины, дороги, небоскрёбы, создающими рабочие места и новые сегменты рынка.
В итоге получается национализм созидательный, творческий, обогащающий философию, науки, вовлекающий в культурную жизнь общество. Незападными периферийными националистами движет тот же пафос, что движет незападной убогой «буржуазией», живущей либо продажей за рубеж ресурсов, либо торговлей западным ширпотребом. В итоге получается национализм вторичный, истерически противоречивый, колеблющийся между комичным самовосхвалением (дескать, «мы — энергетическая сверхдержава» или «на нашей рабочей силе стоит вся европейская экономика»), преклонением перед Западом как вершиной культуры и цивилизации и лакейским презрением и поношением тех народов, которые, по мнению этих националистов, стоят ещё дальше от «западного эталона», чем их собственный народ. Это национализм не творческий, а разрушающий, не усиливающий, а ослабляющий.
Рассмотрим пример одного такого национализма — украинского. Украинский национализм — типичный периферийный национализм. Десятилетиями он мечтал о разрушении СССР и создании своего собственного украинского государства. Когда это произошло, идеологи национализма обещали необыкновенную мощь страны и вечное процветание общества. Итогом стали крах экономики, распродажа всего советского наследства вплоть до оружия, оставшегося от советской армии, зависимость от российской трубы, миллионы граждан, превратившихся в трудовых мигрантов-нелегалов в странах ЕС. И «светлая мечта» о вступлении в ЕС, чтобы стать «таджиками и узбеками Европы» уже на законных основаниях.
Мало чем отличается от украинского и белорусский антисоветский национализм, да и радикальный русский, который устами идеологов Национал-демократического альянса 2012 года требовал не только отделения Кавказа, но и разделения самой России на 7 русских республик.
Итак, перед незападными странами стоят две альтернативы. Первая — стать придатком Запада и утешать себя иллюзиями периферийного национализма, продолжая обслуживать и укреплять Запад. Вторая — отбросить дурман национализма, объединиться в большое цивилизационное образование, вырваться из сырьевого и культурного плена Запада, создать свою самодостаточную экономику и самобытную культуру. Только идеологией такого образования будет уже не национализм, а доктрина, выражающая дух и интересы не одного народа, а всех народов данной цивилизации. В нашем случае это доктрина евразийства.