Стране не убежать от себя, да и мне из неё. Эта земля меня родила – она меня и заберёт. Коварнее всего рабство, которое не осознаётся. Опасность приходит с самоотречением – ловушка «стокгольмского синдрома». Когда-то власть держала народ безграмотным, а сегодня стало очевидным, что полуобразовашюсть гораздо более результативна. Поп-культура – приправа к потребительскому взгляду на мир. Интеллектуальная «элита» примыкает к тому, кто сильнее. А наше основание – в невидимом и вневременном
В его произведениях живая Сербия – настоящая и всеобъемлющая. Та самая: гостеприимная, с твердым и незыблемым основанием, полная древних картин и песен, богатая пшеничными полями и жаждущая майского дождя. Та, которая знает, что и Гомер, и гусляры слагали свои песни под одним небом. Та, дубовая, что хранит в своих недрах солнце и глядит в небеса, а корни ее – глубоки. Поэтому она может петь и колыбельную, и панихиду – как в Пуатье, так и в Ивановце возле Лига.
Милован Данойлич (Ивановац, 1937) – одна из ключевых фигур современной сербской литературы – отвечает на вопросы Национального обзора с особой старинной солидностью, так, словно тешет по камню узоры.
Милован Данойлич
Баллада о…
Он родился в д. Ивановци, недалеко од Лига в 1937 г. Закончил в Белграде университет – филологический факультет, отделение романистики. Опубликовал более семидесяти книг во всей широте беллетристического жанра, начиная детскими стихами и заканчивая серъёзным романом («Некоторый вид цитруса», «Баллада о бедности», «Личные вещи», »Освободители и предатели»…). Обладатель многочисленных наград. Перевел на сербский язык знаменитые произведения Шекспира, Бодлера, Паунда, Йейтса, Сиорана, Клоделя… В 1984 г. переселился во французский город Пуатье, где работал лектором в Университете и сотрудником парижского радио. Член сербской Академии Наук и Искусств с 2000 г. Часть года регулярно проводит в своей родной деревне.
На презентации книги «Беда со словами»
В Вашей поэзии глубоко космическое взаимодействует с личным, которое часто расточается и живёт в коллективном. От «небесного свода и звёздного лука» всё романтически спускается в глубины личного и веет над общим – это Ваш путь?
Личный опыт и ощущения в питературе действенны настолько, насколько ими можно поделиться с другими. С тех пор как человек начал говорить, творить, устно и письменно, он ставит несколько экзистенциальных вопросов и различным образом отвечает на них, не делая при этом окончательных выводов. Всё самое личное представляется и как универсальное, и в этих тайнах читатель с радостью узнаёт собственные внутренние состояния и ощущения. Разумеется, есть разные возможности удовлетворения общей для всех духовной жажды. Печаль об ускользающей жизни одни утоляют, слушая в тавернах песню «Бери всё, что жизнь тебе даёт, сегодня ты цветок, а завтра роза увянет», а другие – в концертном зале, наслаждаясь произведениями Чайковского и Брамса.
Гомер, Овидий, Гораций, Данте, Шекспир, Гёте, Пушкин, Чехов и другие великие писатели гораздо более актуальны и интересны, чем сегодняшние газеты. Они могут нас перенести в далёкие земли и эпохи быстрее всякого реактивного самолёта. Человек – древнейшее космическое существо: он всё видел, всё попробовал и уже успел высказать свои ощущения.
Что можно сказать о нашем времени, если сейчас «каждый накормил своего волка»?
[pullquote]
Каждый накормил своего волка
— Я не воспринимаю себя слишком серьезно. Я был писателем жанрово нечистой прозы, хроником обыденного происходящего, и лучше всего я себя чувствовал, когда писал детские стихи. Если во всем этом есть некий высший смысл, то об этом могут говорить другие. Сожалею об ошибках, допущенных по отношению к людям. Я жил, а это всегда сопряжено с большим или меньшим грехом.[/pullquote]Волк – образ ненасытного быта, в чыо пасть приходится забрасывать куски своей жизни, чтобы получить разрешение на продолжение нашего путешествия. Время – трудноопределимая, в некотором смысле даже несуществующая категория. Ми, своим присутсвием и действиями, наполняем его, осмысливаем, украшаем или засоряем – по-разному.
Что значит быть Писателем в современном мире, в котором все больше новых видов искусства, новых художественных средств?
Писатель – это человек-посредник между жизнью и её возможными смыслами, зритель и свидетель, созерцатель, возмещаящий свою неспособностъ участия в реальных событиях их перемещением в пространство воображения. Писатели – невротические, фрустрированные личности, каждому из нас чего-то не хватает, потому мы и пишем, – чтобы преодолеть этот недостаток, чтобы заполнить убивающую нас пустоту. Средства всего лишь технические догадки, в той или иной степени стимулирующие читателя. Цель может быть достигнута разными путями. Каждый сам создает собственные мерила, а потому и рождает своего читателя.
Я могу преуспеть или промахнуться в области достижении собственных стремлений и в реализации собственных возможностей, но никак не в сфере чужих заказов: их я могу рассмотреть – вскользь, поверхностно. Писатели зарабатывают немного, а иногда являются и вовсе бесплатными фильтрами духовной и общественной ситуации в определенной стране.
СУДЬБЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ПЕРСОНАЛА
Кажется, что неолиберальная корпоратавная манипуляция основана на великолепном знании литературы и философии. Производители массовых развлекательных программ, цель которых – одурачить зрителя, чаще всего довольно образованны. Что Вы думаете о такой парадоксальной системе?
Это древняя практика власть имеющих – держать подчинённых неграмотными, необразованными. Сегодняшние хозяева мира увидели, что полуобразованность и полутрамотность гораздо более результативны, а поп-культура явлается подходящей приправой к потребительскому взгляду на мир. Среди тех, кого эскплуатируют, всегда били образованные личности, защищающие и оправдывающие поработителей. Интеллектуальная «прислуга» довольно часто примыкает к сильнейшим. Так, в 1968 г. левые стали защитниками американских военных, экономических и геостратегических интересов. Это печально, но не парадоксально.
Вы никогда не отрицаете личное в прозе – пантеистической, лирической или почти дневниково-реалистической. Насколько Ваша жизнь стала основой Вашего творчества?
Хотя я многое видел и пережил, моё знание о жизни скудно, а желание транспонировать пережитое в фиктивные ситуации практически отсутствует. Явления и людей я чувствую интуитивно, в лирическом ключе. Часто удивляюсь этим озарениям, в том числе и в оценках собственных друзей и знакомых с позиций рационального, подобное мне никогда не пришло бы в голову. А вот себя и природу и ошущаю глубже и знаю более достоверно, потому о том и пишу с радостью. Говоря о других, я рассказываю прежде всего о себе. Как Добрислав пробежал через Югославию – моя автобиографическая книга. Я — во всём, а весъ мир – во мне. И в этом я не искючение.
По Вашему мнению, свобода – это синоним слову судьба, или только очередной термин, удобный для манипуляции?
Моя свобода обусловлена пониманием обстоятельств и собстьенных ограниченных возможностей, или, как сказал Гегель, осознанием объективной необходимости. Самый тяжелый вид рабства – неосознанный. Есть общественная к внутренняя свобода. Той, последней, внутренней, не требуется митинговать. Если я сам с собой и для себя решил что-то, то я и в рабстве смогу дышать и мыслить свободно. Опасность возникает в тот момент, когда мы ступаем на путь самоотречения, когда подвергаемся давлению. А ловушек много. Та, которую олицотворяет «стокголмский синдром», – склонность заложников принимать и защищать логику похитителей – особенно опасна, она очевидна у большой части нашей квазиэлиты, голосующей за вступление в НАТО.
С супругой и детьми
ЯЗЫК – ПОСЛЕДНЯЯ ЛИНИЯ ОБОРОНЫ
«Бессмысленность и тайна бытия не тождественны, но тем не менее одинаково величественны», – написали Вы в Змеиной коже?
Я не помню, в каком настроении писал это. Бессмысленность заполнила необъятные пространства материального и духовного мира, всё выходящее за рамки досягаемости наших чувств и опыта. Тайна потустороннего пугает, однако дарит возможность воодушевлённо мечтать. Кроме религиозного опыта, в котором важна вера, а не доказательства, возможно ли найти смысл в том, что нас окружает? Мы рождаемся, боремся за выживание: биологическая самоцель оправдана сама по себе, она не ищет смысла.
Находить связь с древним и вечным собственным «я» – это необходимость и неминуемая потребность. Вы чувствуете связь с предками?
Наша суть скрыта в доисторической эпохе. И сегодня мы питаемся витальной энергией из той древности. Наша основа – в невидимом, вневременном и недосягаемом.
Небытие, словно через вулканический кратер, выбросило нас в мир – так можно изобразить наше рождение. Всё, что происходит потом, есть формирование в данных рамках, с рядом дополнений. Я много читал и учился, и все же больше доверяю своему незнанию. Из него я вырываюсь, в него возвращаюсь. Оно является незыблемой и надёжной опорой.
„Народ хранит то, что никто не может у него отнять – свой язык, моё утешение и радость», – написали Вы. Можно ли сохранить свой язык как своё лицо и в нашем столетии?
А как же! Язык – это наше оружие, последняя линия обороны. Дающий надежду знак здоровой коллективной жизни. Его, без нашего согласия, не может отнять у нас никто. Его веками украшали и совершенствовали гусляры, писатели ткали его и пряли. «Вы всё у нас отняли, но язык мы вам не отдадим», – воскликнул Петар Кочич в Соборе, бросая вызов австро-веенерским оккупантам. Пока мы будем любить и обогащать свой язык, мы будем живы как народ. В эту крепость чужак войти не может. Посмотрите на этого Дэвенпорта – высокого представителя не знаю кого и чего, как он трудится освоить нашу речь, чтобы потом завладеть нами. Выучил наш язык до уровня бюрократской корректности, но в душу его не принял, потому что не желает нам добра. Языку нужна полная свобода развития, право на ошибки, но в то же время чуткий контроль. Если он жив и силен, то и чужеземное ему не страшно.
С поэтами Любивоем
Ршумовичем и Мошей Одаловичем,
которые принесли ему саженцы орешника
УДОБНОСТЬ ПРОМЫТЫХ МОЗГОВ
«Мир гибнет так же, как и родился», – пишете Вы. Через прозу Вы наблюдали за распадом одного мира, за переходом патриархального в так называемое новое, коммунистическое, потом за поворотом от опустошения (от девяностых до сегодняшнего дня) к традициотиям ценностям. И всё же в Вашей поэтике Вы никогда не ставите под вопрос гуманность?
Мне близко мнение некоторых современных мыслителей о цикличном развитии культур и цивилизаций. Прогресс разворачивается кругами, спиралью, амплитудами. Существуют восходящие и нисходящие фазы этой цикличности. Сейчас мы, похоже, находимся и нисходящей фазе, поэтому нам кажется, что пришёл конец света. В истории было мною таких концов. Мир регулярно рушится и обновляется.
«Я верил, что где-нибудь в мире существует свободное общество», – записали Вы в Заячьих следах. После многих странствований и долгих путешествий Вы считаете это иллюзией?
И да, и нет. Легче жить в системе формально установленных и уважаемых гражданских свобод, нежели при авторитарном и диктаторском режиме, хотя легче не значит лучше. Да, приятнее на Западе, потому что о многих вещах там не нужно беспокоиться. Однако, находясь в подобном бездумном состоянии, ми не замечаем подвохов. Тирания стимулирует нас к более ясному и смелому образу мыслей, в то время как формалистические свободы расслабляют: механизмы промывания мозгов совершенны, а последнее слово за экономическим принуждением. Во время господства культа личности мы переоценивали преимущества западной демократии, но они всё же существуют. Запад до недавнего времени поддерживал своё состояние здоровья с помощью самокритики. Сейчас эта практика сходит на нет, и это нехорошо.
В Заячьих следах, комбинируя документальные материалы и собственные наблюдения, Вы идеально рассказали историю о Зайце-Человеке. Она универсальна на уровне личного и коллективного. Что нам делать в наше время в таком мире: быть Зайцем или Человеком?
Двуногие – это слабые, боязливые существа. Идентификация их с зайцами напрашивается. Между тем, ясное понимание того, что является источником страха, частично освобождает нас от тревожности. Погружение в страх есть храбрость, а уклонение от встречи с ним имеет прямое отношение к трусости. Я по природе не храбрый человек, но в некоторых ситуациях держусь храбро благодаря бесстрашному настрою.
В СВОЮ ЗАЩИТУ
Из того, что вы пишете, следует, что общество и государство – это одно, а мир и жизнь – совершенно другое. Как обычному человеку найти золотую середину?
[pullquote]
Судьба
— Хочу я этого иди нет, я разделяю судьбу своего народа, вне зависимости от того, где и когда живу. В отличие от романтического патриотизма, в не в восторге от моей национальной принадлежности, но и не отказываюсь от неё. В кризисной ситуации, когда общество оказывается под угрозой, я готов и к более активному выражению солидарности.[/pullquote]Мне кажется, это довольно просто. Если вы не сражаетесь за власть, богатство. общественное влияние, тогда вы находитесь на пути обретения душевного мира, да и государство вас оставляет в покое. Важно установить границу между собой и властью. Под властью коммунистов, за исключением небольших неприятностей, я неплохо жил, именно потому, что не стремился к власти. Власть имущие всегда безошибочно чувствуют подобное и на тех, хто не мечтает их заменить, смотрят сквозь пальцы. А я всё же занимал привилегированное положение по природе своей работы: мог жить пристойно, не стремясь к богатству и власти.
«Земля обречена на ожидание и верность». Любовь к родному краю пронизывает каждую Вашу строку. Дар и страдание. Многие писатели избегают этих тем. Вы пошли бы тем же путём, если бы можно было начать сначала?
Выбор был сделан независимо от моей воли. Я родился в сердце деревенского края, с детства наблюдал умирание сельской цивилизации, переболел этот процесс. Страна не может от себя убежать, вот и я из неё бежать не хочу. Она живёт во мне. Я её отчётливо чувствую и когда люблю её, и когда не люблю. Родная земля родила меня, она же меня и заберёт назад. Речь не о выборе – о судьбе.
Своим пером Вы описали бурный век, оставили глубокий и узнаваемый след, смотрите на мир из различных географическнх точек. Существуют ли ответы или, как и всегда, только вопросы – о смысле, об истории, о Боге и о космосе, о личности и о народе?
У меня нет однозначного ответа ни на один жизненно важный вопрос. Я и сам не придерживаюсь ни одного вывода, который сделал, как же тогда я могу посоветовать что-либо остальным? Я постарался искренне и убедительно выразить всё то, что меня мучило, не давало покоя. Надеюсь, что на последнем суде примут во внимание мою открытость и интеллектуальную порядочность. Это всё, что я могу сказать в свою защиту.
Беседовали Весна Капор и НО Пресс
Фото: Архив собеседника
Источник: Сербия — национальный обзор, №54, с. 72-79